Хотя… Я бы его назвала парнем. Лет двадцати-двадцать пяти.

Но какая ещё Верона?

В комнате, которая совершенно очевидно не являлась палатой, никого, кроме меня, не было. Да и смотрел он прямо на меня.

Что-то мне стало не по себе…

— Госпожа, вы очнулись, — нерадостно констатировала факт крупная дама в белом балахоне с красным крестом на груди.

Нет, похоже, я не очнулась и продолжаю смотреть своё коматозное кино. Незаметно сунула руку под одеяло, ущипнула себя за ляжку… и подпрыгнула — больно! Одновременно с этим в комнату проскользнула очаровательная девочка лет пяти, а за ней щенок… Тот самый рыжевато-белый щенок, которого я сегодня уже видела! В яблоневом саду!

— Мамочка! Мамочка моя дорогая! — закричала девочка и бросилась ко мне.

— Виласка! А ну иди сюда, негодная девчонка! — неприятно прокаркала вошедшая следом худая, как палка, женщина в длинном черном платье и со скорбной миной.

От хлынувшего в кровь адреналина меня начало трясти, но девочку я подхватила и прижала к груди, инстинктивно защищая от неприятной женщины, посмевшей назвать моего ребёнка негодным…

Стоп! Моего⁈

Сердце готовилось выпрыгнуть из груди.

Я загадала старухе дочку…

И насыщенную жизнь.

Боже!

Похоже, я получила и то, и другое. Эти люди явно ко мне не расположены, значит, скучно не будет. А девочка назвала меня мамой. Я уткнулась в светлую макушку и вдохнула детский запах — такой родной, что глаза заслезились. Не отдам! И обижать не позволю!

Происходящие здесь и сейчас события можно было объяснить только одним: хозяйка яблоневого сада исполнила мои желания весьма своеобразным способом — пересилила в тело умирающей матери этого ребенка. Можно было начинать паниковать, но, как ни странно, едва обняв маленького ангелочка, я словно мгновенно с ней сроднилась. Теперь меня не мог напугать никакой фантастический поворот, если только он не принесет вреда моей дочке.

Я расправила плечи и посмотрела на собравшихся поверх детской головы очень недобро.

— Покиньте все комнату, — отчеканила я ледяным тоном.

Чопорная тетка удивленно переглянулась с владельцем жабо и посмотрела на меня, растянув тонкие губы в змеиной усмешке.

— Верона, дорогуша, ты, кажется, опять забылась и много на себя берешь. Но ничего. Это ненадолго. Пойдем, Эдвин, дадим матери попрощаться с дочкой, — сказала она и первая вышла за дверь.