Илега в очередной раз хихикнула.

— Ну, так ведь выходит, что и у разумного эгоизма твоего есть горькие плоды.

— Нет, это плоды вмешательства Даркена Маллоя не в своё дело, — огрызнулась Броня.

— Бу-у-у-у-ука! — в один голос ответили ей мама и камеристка. Но если родительница, выдав дразнилку, просто чмокнула некромагичку в макушку, служанка продолжила свою речь. — И, вообще, ты сейчас сама на себя не похожа. Обычно ты такая разумная, правильная и последовательная, а сейчас твою логическую цепочку могу разрушить даже я.

Lesis уверенно подошла к кровати и нагло завалилась на неё рядышком с Броней. Теперь синеглазке могли кричать “бу-у-у-у-ука” сразу в оба уха.

— Мы говорим об одних и тех же поступках, но как по-разному ты их оцениваешь! — продолжала Илега. — Стоит кому-то только пискнуть слово “альтруизм”, как ты начинаешь уверенно вещать о том, что все беды — закономерный исход. Но едва лишь звучит слово “эгоизм”, как ты переходишь к оправданиям: дескать, всему виной вмешательство человека со стороны.

— Кстатида! — скороговоркой, в одно слово, высказалась мама. — Я тоже чувствовала какой-то подвох, просто не обратила на него внимания. Спасибо, дорогуша, — родительница заговорщески подмигнула камеристке.

— Не за что! — хихикнула та в ответ и начала протискиваться макушкой Броне под мышку.

Некромагичка, конечно же, поддалась и приподняла левую руку, чтобы lesis было удобней забираться “под крылышко”, а затем бросила на отца страдальческий взгляд, в котором читалась немая просьба о помощи.

— Знаешь… — едва мужчина открыл рот, как все посторонние шумы затихли.

Одно единственное слово звучало столь весомо, что каждый из присутствующих понял: сейчас будет крайне серьёзная речь. Замолчала мама, чувствуя торжественную важность момента. И даже Илега перестала елозить.

— Мне бы хотелось родиться в твоём старом мире, дочка.

Броня лишь подняла бровь, задавая немой вопрос. Даже хоть девушка и привыкла спорить с родителями, в данный момент она не решалась сейчас перебить отца.

А мужчина, тем временем, продолжал свой монолог.

— Я слышал много рассказов о нём. Но Форгерия быстро учит не верить сказкам о чужих прекрасных прошлых жизнях. Люди очень любят приукрашивать правду, — взгляд пана Глашека был слегка стеклянным, будто бы он смотрел куда-то за пределы этой реальности. — Однако есть кое-что, что не сможет солгать. Души. Души, выкованные теми мирами, откуда пришли попаданцы. А твою душу, Бронечка, я знаю довольно хорошо.

Куда-то делась вечная сутулость отца, скрадывавшая внушительность его фигуры. Словно бы на время решили отступить те проблемы, что вечно давят ему на плечи. Будто бы все они остались в этой жизни, в то время, как сам мужчина сейчас находился в реальности, откуда явилась его дочь.