И это правильно, ведь ей, наполненной, надо туда, к – безмерно, бесконечно пустому месту чужого ложного танца. Это очевидно и это теперь – главное.

Бубенцы смолкли, башмаки взрослой плясуньи первый раз опробовали ритм, цокнули по камням – и споткнулись на полудвижении. Правый жалобно цвиркнул носовой подковкой.

Зоэ вошла в круг, созданный толпой – и увидела плясунью лицом к лицу. Та недоуменно глядела на выявившуюся из ниоткуда, из сплошной толпы, голенастую невзрослую девчонку в волнующемся платье – синем, как полуденное море… Коридор за спиной Зоэ пропал, кольцо людей сомкнулось и стало единым, готовым дышать в такт. Но теперь толпа видела двоих – и сомневалась: кто именно ей интересен?

Зоэ скинула с плеч шаль, завязала на поясе, покрепче, для проверки дернула узел – и, уперев кулаки в бока, повела плечами. Вздернула подбородок. Мол, зря ты пришла, здесь моё место и вся площадь – моя, даже не зарься.

Взрослая плясунья тоже вздернула подбородок, на лице обозначилась брезгливость. Она зацокала подковками, надвигаясь и норовя вытеснить из круга, вмять в вал людских тел – и так, грубо, избавиться он малолетнего недоразумения. Плясунья была красива, молода. Каждое её движение имело отточенную и однозначную окрашенность опытом и стилем, в котором не бывает разночтений и вариантов. Именно так учат на острове Наяд, – мысленно отметила Зоэ, успевшая насмотреться на подобное. И еще подумала: Ноттэ прав, оплаченные золотом уроки не раскрыли душу, но и ошибся нэрриха не меньше: учителя не погасили в своих ученицах врожденный дар. Вот совсем рядом – плясунья, она пришла на остров жадной и ловкой воровкой, после обучения там она осталась такой же, и такой она вышла на площадь сегодня. Ведь точно знает, подлая, во что ветру обойдется внимание к танцу!

Гибкая рука взрослой плясуньи взлетела, ладонь раскрылась и выпрыснула в ветер щепоть ядовитого безумия. Женщина полагала себя на этой площади – королевой, а ветер был рабом её, еще не клейменным, но в мыслях уже обреченным служить отныне и впредь…

Фигуристая плясунья давила презрением, протыкала рапирами опущенных ресниц, норовила показать себя – взрослую, яркую, привлекательную… и затмить мелкую, никчемную соперницу.

Зоэ не тратила себя на злость. Просто знала свое право и место на площади. Не столь явное, она еще ребенок, у неё нет звонких башмаков и кольца с бубенцами. Но разве это – важно? Зоэ прикрыла глаза, изгоняя сомнения, доверилась чутью и душе. Вдохнула ветер, объединила его свободу – и свою. Не двигаясь, дождалась, пока плясунья надвинется вплотную, со своим наглым цокотом, с жадностью и гневом на искаженном лице… такая она была похожа не на королеву – а лишь на потную фыркающую кобылу… Осознав точность сравнения, Зоэ рассмеялась! Змеи её кудрей шевельнулись, обретая живость и силу.