— Парламентский проспект, девяносто четыре? — угрюмо переспросил кэбмен. — А потом куда? Ежели кататься вздумали всю ночь, то деньги вперёд.

— Поезжай, — буркнул Джон.

Ехать было недалеко, и вскоре лошадь, послушная окрику возницы, встала у знакомого Джону трёхэтажного дома с мраморными колоннами. "Недрёманное око" под крышей надменно и тупо глядело в одному ему известную даль. Стёкла матово чернели, и только два угловых окна на верхнем этаже светились бледным огнём. Бен Донахью, как всегда, засиделся на работе.

— Выходите? — спросил кэбмен.

— Выхожу, приятель, — хрипло сказал Джон и откашлялся. — Сколько там с меня…

Кэбмен взял плату, стегнул лошадь и уехал. Репейник поднялся по ступеням и постучал. Дверь приотворилась.

— Чего надо? — спросили изнутри. Джон разглядел юную, чуть опухшую физиономию с россыпью прыщей над переносицей. Дежурный вентор.

— Сходи к мастеру Донахью, — велел он. — Скажи: пришёл Джонован Репейник.

— Какой еще Репейник? — поморщился вентор. — Ты знаешь, который час?

— Понятия не имею, — признался Джон.

Вентор оглядел его с головы до пят. Судя по выражению лица, от мальчишки не укрылась ни перепачканная в песке физиономия Джона, ни изгвазданный в грязи плащ, ни содранные костяшки на кулаках.

— Шёл бы ты, дядя, — посоветовал вентор и взялся за ручку двери со своей стороны. Джон вздохнул и достал из кармана заготовленный форин. Платить за вход в Гильдию — это было что-то новое. Но всё когда-то происходит впервые. Вентор сощурился, протянул руку и взял монету так осторожно, словно она могла быть раскалённой.

— Ну ладно, — пробормотал он, — Пойду скажу.

Дверь закрылась. Джон примостился на ступеньке и закурил: в портсигаре оставалось всего две самокрутки. Он чувствовал себя на удивление неплохо. Не сравнить с обоими прошлыми случаями, когда удавалось выкарабкаться из Разрыва. То есть, да, у него болело всё, что могло болеть, в горле словно бы прошлись наждаком, голову не покидал сверлящий звон, а желудок то и дело выделывал кульбиты, но в целом было сносно. "Привыкаю, что ли? — вяло подумал он. — Так себе привычка… А ведь Джил, пожалуй, волнуется". Камень холодил задницу даже сквозь толстую ткань плаща. Джон до сих пор помнил каждую выбоину, каждую трещину на этих ступенях. Не сказать, чтобы скучал по ним — но помнил.

Дверь за его спиной отворили энергичным рывком. Джон обернулся. На пороге, жуя мундштук погасшей трубки, стоял Индюк Донахью. Он был ещё ниже и толще, чем помнил Джон. На лысине серебрился отсвет от уличного фонаря. Из-за спины Индюка несмело выглядывал подкупленный вентор.