Джон медленно кивнул.

— Могу, — сказал он.

Джил растерянно провела рукой по щеке.

— Ты чего? — спросила она.

Он стиснул зубы. Кристалл вспыхнул ярче солнца, причиняя боль глазам, просвечивая сквозь пальцы. Джон отвёл его подальше от лица.

— Я думал, — с трудом сказал он, — это будет как убежище. Остров, будто из сказки. Чтобы мы тут жили до скончания века. А это — как тюрьма. В которую мы себя заперли. Я, как пещеру увидел, сразу всё и понял. Так в ней оставшееся время и просидим, пять тысяч лет или сколько там положено. Как этот, до нас.

Джил нервно облизнула губы. Переступила с ноги на ногу:

— Убежище. Тюрьма. Одно и то же, нет? Только в убежище сам запираешься, а в тюрьме другие держат.

Джон оскалился. Свечение кристалла уже не было фиолетовым: оно стало изжелта-белым, как раскалённая сталь.

— Всё так, — сказал он. — Верно.

Кристалл полыхнул огнём и вдруг лопнул, забрызгав их осколками. Джил шатнулась назад. Репейник не двинулся с места, только отряхнул ладони. Из-за его плеча вынырнули несколько парцел, взмыли в яркое полуденное небо и там пропали.

В этот момент Джон понял, что должен сделать. Это было озарение, неожиданное и ослепительное, как будто зажгли костёр в пещере, где долгие годы царила темнота. И такое же опасное, как пожар в лесной чаще. Джон замер, не двигаясь, уставив застывший взгляд в переплетение ветвей, где играли изумрудные тени, а в голове его один за другим вспыхивали образы — небывалые, грозные, прекрасные. Чем дольше Джон обдумывал то, что пришло на ум, тем больше понимал, сколько ждёт впереди бед и разрушений. И тем крепче становилась уверенность в том, что, несмотря на беды и разрушения, другого выбора нет. Потому что люди заслужили то, что он хотел им дать. Все они — мужчины и женщины, взрослые и дети, богатые и нищие, учёные и неучи, горожане и деревенские, больные и здоровые, все, кто родился в этом разбитом, неустроенном мире — они были достойны лучшего. Достойны жить по-другому.

— Джон, — позвала Джил.

Он вздрогнул, приходя в себя. Глубоко вдохнул пряный лесной воздух. Солнце поднялось высоко, на земле плясали золотистые пятна от пробившихся сквозь листву лучей. Сколько прошло времени? Как долго он стоял, погружённый в будущее, загадывая, рассчитывая? Пять минут? Десять? Полчаса?

— Надо вернуться домой, — сказал Джон.

Джил оглянулась, будто в поиске неведомо чьей поддержки.

— Вернуться? — повторила она. — Зачем? Мы же только тут устроились. Вдвоём.

Джон стиснул руки, готовясь к ответу. Он немного побаивался того, что собирался сказать. Так часто бывает: думаешь-думаешь, а, как заговоришь, всё, что надумал, становится глупым и никчёмным. И всё, что решил, оказывается бессмысленным. Они все будут свободными, подумал он. Сильными. Свободными. И равными. Да, они этого заслужили.