В доме вкусно пахло медом и молоком. Я заглянул на кухню и увидел Эжени, которая вымешивала сладкое тесто. Все сияло чистотой и порядком, словно здесь и не пронесся несколько часов назад ураган по имени Лидия. Я положил коробку с куклой и присел, только сейчас, в тишине и уюте этого дома осознав, насколько вымотался за последние дни.

– Где Лидия? Она хорошо себя вела?

Экономка оторвалась от вымешивания и плюхнула пластичный комок теста на стол, подняв в воздухе небольшое облако муки.

– Сидела, значит, ваша малахольная сначала спокойно в комнате, а потом как начала визжать, аж сил никаких не было. Все из рук валилось. Да где ж это видано, чтоб здоровая девка так себя вела?

Сейчас в доме было слишком тихо, и меня это несколько обеспокоило.

– Потом затихла. Я уж обрадовалась, думала, что угомонилась она и уснула. А эта негодница дверь открыть не смогла, так в окно решила вылезти…

– Что? – умиротворение мигом слетело с меня. – Где она?

– Представляете, я на кухне готовкой занимаюсь, и тут вижу ее в окне. Простыни связала и полезла, с ума сойти! У меня чуть сердце не остановилось.

– Где Лидия?!?

– Вы уж простите, господин инквизитор, но я ее за уши отодрала. А когда она с кулаками полезла драться, я не выдержала.

– Где она?!? – я встряхнул экономку за плечи.

– Закрыла ее в подвале. Оттуда уж точно не сбежит…

– Вы с ума сошли! Ключи, быстрее! – прикрикнул я, чуть ли не силой выдирая у нее связку. – Нельзя запирать ребенка в подвале, в темноте и… Как давно она там?

– Да у меня тесто как раз успело подняться…

Я рывком распахнул дверь в подвал и слетел вниз по лестнице. Хрупкая фигурка скорчилась на полу, поджав колени. Лидия уже не плакала, лишь беззвучно шевелила губами и смотрела в пустоту. Под носом и на подбородке запеклась кровь. Я взял ее на руки и вынес наверх, содрогаясь от леденящего холода ее тела.

Экономка виновато топталась рядом, но я ее прогнал. Лидия не реагировала, лишь иногда вздрагивала и сжималась в комочек. После приступа она ушла в себя, и у меня разрывалось сердце от жалости. Отчаяние и обида брошенного ребенка были мне слишком хорошо знакомы. Попав в приют после смерти родителей, я тоже замкнулся в собственном горе, забывая говорить, есть и даже дышать… И если бы рядом со мной не было отца Георга, который разыскал меня в приюте, я бы никогда не смог вырваться из этого плена отчуждения… Он навещал меня каждый день. Он говорил со мной, хотя я ему не отвечал. Он рассказывал смешные истории, сказки, жизнеописания святых заступников. Он приносил скромные подарки и всегда спрашивал о моих делах, ничуть не обижаясь молчанию. Он просто был рядом… Остальные мальчишки мне завидовали. Ведь это настоящее богатство, когда есть человек, которому не все равно, что с тобой.