— Я не буду вам врать, отец Георг. Я принял решение. Если Лидии станет совсем плохо, то я рискну.

Духовное спасение — ее последний шанс.

К моему удивлению, отец Георг воспринял мои слова со спокойной отрешенностью.

— Я слишком хорошо тебя знаю, Кысей, чтобы не понимать, что ты от своего не отступишь. Всегда был упрямым. Как и твой отец… — еще одна горькая, рвущая душу на части, улыбка. — Но ты не все знаешь.

— Я знаю про смертельный исход в случае неудачи. Я поднял архивные материалы и нашел записи по тринадцати случаям, еще до Синей войны…

— Господи Единый, Кысей, и ради кого ты готов пожертвовать собственной жизнью и разумом? Ради этой… я даже не знаю, как ее назвать. Ты настолько в нее влюблен?

— Я ни в кого не влюблен. Я дал слово Единому, что верну ей разум, и намерен сдержать его. Вот и все.

— Отлично. Раз ты читал материалы, то должен знать и про то, что обряд духовного спасения проводился в сердце Мертвых земель, в столице Синежного княжества. Он возможен только там, в соборе Нежа…

— Не только, — оборвал я старика, стремясь побыстрей закончить с этой неприятной темой. — Один успешный случай был описан в записях Шиссасы, где использовалось простое слияние разума и… — я замялся.

— Вот именно, И! Ты на это пойдешь?

— Если не будет другого выхода, то да, — я тяжело сглотнул и потер слезящиеся глаза, третья бессонная ночь подряд давала о себе знать. — Давайте оставим этот разговор, отец Георг. Вы наверняка устали с дороги, да и я после ночной облавы плохо соображаю…

— Хорошо, — старик тяжело встал на ноги, глядя на меня со странным выражением. — Но я хочу, чтобы ты подумал. Захочет ли госпожа Хризштайн такого спасения? Ведь ее согласие необходимо для обряда.

— Ей даже в голову не придет отказаться, — резко ответил я, пряча за показной грубостью неуверенность. – Она настолько одержима мной, что…

— Даже если ей плевать на то, что ты рискуешь собой, то побочные эффекты обряда заставят ее задуматься, — наставник прищурился, разглядывая меня и подслеповато моргая, а потом удовлетворенно кивнул. — Так я и думал. Ты не собираешься рассказывать ей все. Что ж… Придется это сделать мне.

— Не вмешивайтесь, прошу вас, отец Георг!

Но старик даже не оглянулся на меня, тяжело хромая к выходу. Я раздосадовано отложил в сторону сломанный пополам карандаш и слепо уставился в опостылевшие материалы по голодному бунту в Асаде.

Шел пятый день с момента смерти вояжича, однако расследование не продвинулось ни на шаг, запутываясь в ворохе версий и сомнений. Господин Ик Чен из гаяшимского посольства погиб при невыясненных обстоятельствах. Так заявил маш-ун, и мне оставалось только гадать, действительно ли тот мертв или же преспокойно отсиживается в посольстве. Достопочтимый Уль Джен вел себя крайне вызывающе, и общение с ним каждый раз выматывало хуже, чем ночные облавы в игорных домах столицы. Шулер Тихоня оказался неуловим, ухитряясь просочиться через все заслоны. У меня возникли серьезные подозрения, что у него имеется источник в городской страже, заранее предупреждающий об облаве. Поэтому мне пришлось открыть для работы "Золотую лисицу" в надежде, что господин Тихий покажется там. Моему возмущению не было предела, когда хозяин заведения с угодливой улыбочкой попытался всучить мне мешочек с золотом в качестве благодарности. Из сбивчивых оправданий господина Дрозда я понял, что с Лидией, обещавшей поспособствовать положительному решению вопроса, он уже рассчитался. Руки чесались придушить дрянь, но она была далеко, поэтому вместо нее досталось господину Дрозду. После суточного заточения в городской тюрьме он мигом растерял весь лоск и выказал полное желание сотрудничать. Тихоня был взят в первый же день работы "Золотой лисицы". Однако и это ничего не дало, после многочасового допроса шулера я был вынужден исключить версию его причастности.