— Я люблю вас… — я запустил пальцы в волосы, запрокидывая ее голову назад, и поцеловал.
Необычайная полнота чувств и ошеломительная ясность отзывались жаром в бесконечности. Почему я был так слеп? Теперь все получится. Я очищу ее разум и наполню своим, как наполняю каждую клеточку ее тела. И пахнуть она будет всегда только мной, как сейчас. Тонкий шелк рубашки казался слишком грубым. Между нами ничего не должно быть. Я потянул за край рубашки, но Лидия неожиданно оттолкнула мою руку.
— Нет!
— Почему? Я хочу вас… видеть… всю…
— Перебьетесь, — Лидия закашлялась и выпуталась из моих объятий, совершенно неуместно натянув рубашку чуть ли не до пяток. — Хватит.
— Нет, не хватит, — я словил ее и подмял под себя. — Теперь у меня получится, понимаете? Я люблю вас! И смогу заглянуть в ваш разум и наполнить его светом. Не бойтесь… Я спасу вас…
— Идите в задницу! — она пыталась скинуть меня, отчаянно брыкаясь. — Отпустите! А то наполнялка износится и отвалится!
И ее пошловатую циничность я тоже принял и не поморщился, как приму и все остальное, чтобы мне не пришлось узнать. Я прильнул губами к символу божественной бесконечности, чувствуя, что разум Лидии открывается навстречу так же жадно, как принимает меня ее разгоряченное хрупкое тело. Она так крепко обнимала меня за шею, что не хватало дыхания, а потом перед глазами пошли круги. Я начал бесконечное падение во тьму…
Глава 20. Хризокола
Глава 20. Хризокола
Я убрала пальцы с сонной артерии, задыхаясь от рухнувшей на меня горячей тяжести тела. Отчаянно забилась, пытаясь сбросить Кысея, и только потом поняла, что сама не могу разомкнуть ног, сцепленных в судороге на его заднице. Козел! Придурок! Почему он вечно все портит? Наконец мне удалось столкнуть его с себя, и я села на постели, поджав колени и обхватив их руками. Меня трясло. Любит он меня, идиот блаженный! Кто его просил, фанатик недоделанный! Я всхлипнула от цепенящего ужаса и всепожирающей пустоты внутри себя. Мне казалось, что если я как следует его отымею, то смогу утолить эту нестерпимую жажду, но нет! Красавчика было так мало… и так много… словно опиума… Его эмоции на пике блаженства соития отзывались во мне столь сильно, что мгновенно заглушали мою собственную боль… И от этого было невозможно отказаться, невозможно было упиться и пресытиться, чтобы выбросить Кысея из головы! Матушка Ген как-то сказала, что моя боль не физическая, а внушенная… и что однажды я смогу от нее избавиться…
Но от одного лишь воспоминания глупых слов любви сердце уходило в пятки. Еще чуть-чуть, и он бы задрал рубашку и увидел исполосованный шрамами живот и другие художества колдуна… А если бы этому влюбленному фанатику и вправду удалось бы заглянуть в мой разум, то… Он бы сошел с ума от ужаса или умер бы от отвращения? Иногда мне казалось, что все демоны уничтоженных мною колдунов никуда не исчезли, а просто спрятались в той зловонной бездне, которую собой представляла моя душа…