Светлый фон

С этими словами она заставила меня поднять голову, погружаясь пальцами в мои волосы и забирая их в кулак.

— Ты же понимаешь, Тиффано, что я сейчас с тобой сделаю? — с придыханием прошептала она, глядя мне в глаза.

Я понимал. Прекрасно понимал. Но меня все еще подташнивало. Хриз с вожделением пропустила прядь моих волос сквозь пальцы, погладила по щеке, полюбовалась моим взбешенным перекошенным лицом, потом освободила меня от кляпа.

— Тьфу ты! Дура ты! И твой братец недалеко ушел!.. Ммм!..

Недрогнувшей рукой она вздернула меня на ноги и повалила на кровать, впившись в жадном поцелуе. Мои руки все еще были связаны, как и ноги, но я пытался, честно пытался сопротивляться.

— Буду насиловать, — сообщила она, усаживаясь верхом. — Всю ночь.

— Нет! Нельзя! — простонал я, закрывая глаза, чтобы не видеть этого похотливого выражения на ее лице. — Меня тошнит! Вырвет! На тебя же вырвет!..

— Не жених, а несчастье какое-то… хорошо хоть, стоячее…

— Сама выбрала!.. Развяжи!..

Не помогло. Гнусное насилие надо мной длилось до утра. А потом, с передышкой, до полудня. Колдовская синева застила глаза и опаляла грудь… и в какой-то момент… насиловал уже я.

 

Я с наслаждением сжимал ее горло и чувствовал, как содрогается ее тело, как жизнь вытекает с каждым всхлипом, как меркнут серые глаза… Глаза… как серая вспышка маяка во тьме! Ее глаза! Господи! Что я творю!.. Я отпрянул, ослабляя хватку на ее горле. Хриз надрывно кашляла и хватала воздух, яростно отбиваясь от меня.

— Боже Единый, спаси и помилуй!.. — в ужасе прошептал я. — Прости мне грехи мои и дела… За что? Я не хочу… не хочу ее смерти!..

Я схватился за голову, раскачиваясь в отчаянии. Синева заливала все пространство, и только серый цвет ее глаз, расширенных, испуганных, слегка отрезвлял от жуткого кошмара, в котором я вяз все сильнее, без всякой надежды…

— Придурок!.. — прохрипела она. — Я вспомнила!..

 

Хризокола

 

Память обрушилась синей волной, сметая все на своем пути. Воспоминания били, ломали мой разум, корежили восприятие, возвращали страхи, заполняли злостью. Кысей сидел в углу, уткнувшись лбом в пол, как будто бил поклоны, и что-то бормотал, держась за голову.

— Я вспомнила!..