Дверь тихо отворилась. Кто-то из нерадивых хозяев забыл ее запереть на ночь.

Вот так маньяки в дома и проникают.

Он маньяком не был, но, воровато оглянувшись через плечо, торопливо зашел внутрь.

Небольшой холл, в который выходят три двери, и лестница наверх. Чисто, уютно, только ему до всего этого не было дела. Тяжело переставляя ноги, словно на каждой было по пудовой гире, поднялся на второй этаж и остановился перед дверью с номером четыре.

Простоял перед ней, наверное, целую жизнь, чувствуя себя несусветным идиотом, и, впервые в жизни не зная, как поступить. Его присутствие здесь нежеланно, неуместно, но тем не менее он здесь и никуда не собирается уходить.

Вот такая дилемма.

Наконец, выдохнул и, отбросив сомнения, решительно нажал на кнопку звонка, отозвавшегося хриплым эхом внутри квартиры. Неприятный момент, когда сердце сбивается с ритма. Уйти бы, да нельзя. Надо исправлять все то, что сам натворил.

Проходит какое-то время, отмеряемое глухими ударами сердца в груди, когда за дверью слышится едва уловимое движение.

Тимур, подняв голову, посмотрел в камеру в упор, кожей чувствуя, что за ним наблюдают.

На, смотри! Вот он я — баран упертый, приехал и уходить не собираюсь.

Послышался звук отпираемого замка, дверь распахнулась, и Тимур увидел мрачного Лазарева. Одной рукой он упирался в дверной косяк, второй придерживал за ручку.

Вскинув темные брови, Никита смотрел на него, словно удав на кролика.

— Приехал, значит?

— Приехал, — лишь кивнул, крепко сжимая внезапно вспотевшей ладонью ремень сумки, висевшей на плече.

«Сейчас точно на хер пошлет и дверь перед носом захлопнет!» — мелькнула в голове шальная мысль.

Однако события начали развиваться совсем по другому сценарию.

Никита сделал шаг к нему, спокойный, ровный, подходя почти вплотную. А потом без предупреждения ударил наотмашь. Отшвырнув к стене, налетел, впечатав кулак в под дых. Свалил с ног. Резвый как черт, не давая опомнится, набросился сверху и еще несколько раз вмазал от души, не жалея.

Тимур, совершенно не ожидавший такого поворота, даже не попытался отбиваться, только выставил перед собой блок из скрещенных рук, прикрываясь от ударов.

Сильно толкнув в плечи, впечатывая в пол, Лазарев с него слез, поднимаясь на ноги:

— Я тебя предупреждал, что морду набью, если обидишь ее! — зло выплюнул, переводя сбившееся дыхание.