— Мы позаботимся о ней, фина Диана, — я кивнула, и фея покинул комнату.
— Гур, выйдите, пожалуйста, и посидите на крыльце, — обратилась я к демону.
— Но…
— Гур, я ей ничего плохого не сделаю. Просто поговорю, — мужчина неуверенно кивнул, а я сорвалась с места и понеслась на второй этаж, ведомая Дневной. Ворвавшись в комнату, я подлетела к кровати и, схватив лежащую на ней демоницу за шею, прижала к стене. Она не успела даже пикнуть, только сердце учащенно забилось. Я видела ее словно сквозь собственную тень, тощее лицо с выступающими скулами, искусанные в кровь губы и жалкий, умоляющий взгляд. Меня затрясло от злости с новой силой, как в лихорадке, непроизвольно удлинились ногти, разрывая перчатки, вытянулись шипы браслета, а над верхней губой показались клыки.
— Хочешь, я облегчу твои страдания? — прошипела я ей в лицо, продолжая крепко удерживать за шею, от чего на тонкой коже выступила кровь. Женщина, услышав мой голос начала отбиваться, глядя на меня расширившимися от ужаса глазами. — Хочешь, сверну тебе голову, словно цыпленку и брошу здесь, как старую половую тряпку? Хочешь, прогрызу тебе шею и оставлю истекать кровью на радость местной нечестии? А может, ты хочешь, чтобы я вырвала твое никчемное трусливое сердце? Отвечай! — заорала я, встряхнув трясущуюся от страха и рыданий бабу. Он разжала сухие потрескавшиеся губы и что-то прохрипела. Пришлось ослабить хватку на шее. — Я не слышу, тварь!
— Б..
— Что?! — я снова ее встряхнула, впиваясь когтями глубже в кожу.
— Бо…
— Ты тянешь время!
— Больно, — наконец выдавила она из себя.
— Больно?! Ты думаешь, что это больно!? Тупая сука! Знаешь, кому сейчас по-настоящему больно!? — я слегка приложила ее головой о стену.
— Нет! — прохрипела она.
— А должна знать! Тварь! Обязана! Сейчас больно маленькой черноволосой девочке с доверчивыми карими глазами, которая недавно потеряла одно из двоих самых любимых существ, а теперь теряет и второе, — демоница съежилась как от удара, и слезы потекли еще сильнее, я слегка разжала пальцы. — Девочке, которая так сильно любит тебя, мразь, что не хочет уходить даже на время, хотя и знает, что ты едва ли заметишь ее отсутствие! Малышке, которая не может самостоятельно даже открыть погреб, чтобы достать еду и поэтому лезет на гребанную яблоню. Вот только она не знает, что для яблок еще слишком рано! Сейчас плохо ребенку, который так доверчиво впускает в дом посторонних, и который, мать твою, верит, что ее мама просто спит! — я отпустила ревущую женщину, и она сползла по стене на пол, закрывая лицо руками и дрожа всем телом. — Ну, так что? — уже тише спросила я. — Тебе все еще больно? Все еще хочешь сдохнуть? — она что-то пробулькала в ответ. — Не зли меня! Отвечай внятно.