— Поговори все-таки с Гришемом, — я кивнула. Я действительно собиралась увидеться с шаманом. Вот только сегодня мне не хотелось больше ни о чем думать и ни о чем переживать, хотелось просто наслаждаться временем и местом, вкусом, запахом.

Незаметно разговор перешел на другие темы: новости деревни, шалости молодых тигрят, команда, природа, погода и прочее, прочее, прочее. Через оборот Рикама засобиралась в деревню, мне идти не хотелось, я пригрелась на камне, разомлела на солнышке. К тому же хотелось еще раз окунуться, понежиться, отпустить напряжение. Это место успокаивало. И я решила остаться у водопадов до вечера. Тигрица не возражала, но составить компанию не могла. Лишь оставила корзинку с едой и скрылась в лесу.

Я блаженно выдохнула и соскользнула в воду, потом снова выбралась на берег, перекусила вяленым мясом, и снова в воду. Я плавала и ныряла, дурея, от какого-то нереального чувства свободы и легкости, улыбалась сама себе и, лежа на спине, не могла оторвать взгляда от срывающейся вниз воды, от огромных стрекоз и пестрых бабочек. Все казалось сейчас не важным и бессмысленным. Интересно, что Тивор скажет о водопадах, что он думает о Шагаре? Надо обязательно привести его сюда.

Дурная.

Дурная птица.

Я улыбнулась и в который раз нырнула, а когда вынырнула, оказалась в руках оборотня. На дне его глаз плескалось восхищение, выражение лица было каким-то потрясенно-ошарашенным, широкие ноздри дрожали, а по груди скатывались капельки воды, и мне почти до судорог захотелось собрать их губами, но я не могла оторвать взгляда от его глаз. Они затягивали, поглощали мысли, завораживали.

— Ты какая-то абсолютная, — прошептал Тивор, подаваясь вперед, накрывая мои губы своими, целуя.

И поцелуй был вкусным, сладким, нежным. Не было в нем страсти, не было пожара желания. Было странное, непонятное, неожиданное поклонение.

Поклонение мне, как женщине, как драгоценному дару. Он целовал так, будто спрашивал разрешения, будто просил о чем-то, будто уговаривал, убеждал.

Он легко, едва касаясь, очерчивал мои губы, ласкал небо, посасывал язык, целовал щеки, глаза, скулы. А я была растерянной и потерявшейся в этой нежности. Ошеломленной и оглушенной.

Слабой.