В какой-то момент мне это надоело, и корабль, полностью разделяя мое мнение, отгородил Тивора стеной, оборотень воспринял маневр абсолютно спокойно, только легко улыбнулся. И эта улыбка прошла по нам с «Пересмешником» волной обволакивающего, успокаивающего тепла.

И как только у него это получается?

Избавившись от помехи, я снова вернулась к изучению плетений. Копать глубже, смотреть в структуру Ника не было смысла. Он бы просто не позволил вплести в себя хоть что-нибудь, как бы и я не позволила вырастить на себе даже родинку.

Чисто. Ничего нет.

Кроме разве что… Я внимательнее вгляделась в линию где-то сбоку, горевшую меньше чем на четверть тона ярче, чем остальные. Развернула все плетение целиком, сознанием, будто пальцами, ведя по изгибам.

«Ник, сможешь отделить его от остальных?» — попросила я, и тут женеобходимый узор был осторожно вырезан и представлен мне на обозрение, а место, оставшееся после него, начали затягивать новые нити.

Эти линии — лишние. И эти. Вот это тоже можно убрать.

Я отсекала одну нить за другой, распутывая плетение, будто разбирала перепутанные тросы, пока, наконец, не выделила нужный кусок.

Под моей стихией что-то явно было. Что-то абсолютно чужое, но неопасное, маленькое.

Я аккуратно, предельно точно начала снимать верхний слой. Ник, казалось, тоже замер. А когда вскрыла, громко и вполне отчетливо выругалась.