Тлитоо сказал, что его дар важен для нашего общего дела. А Аззуен был моим лучшим другом. Наверное, он не стал бы возражать. Я встала и тихонько пошла туда, где спали бок о бок Брелан и Аззуен. Он слегка откатился от мальчика. Я осторожно легла рядом и прижалась к сородичу. Тлитоо немедленно вспрыгнул мне на спину. Запахи пропали, хлопающие крылья сначала подняли меня, потом бросили. На сей раз я приготовилась к падению, а поскольку видела все привычными глазами волка, то не ощутила ни тошноты, ни головокружения. Я почувствовала, что Аззуен задышал вровень со мной, его сердце билось спокойно. Когда я придвинулась ближе, он поерзал во сне и еще глубже погрузился в мир грез.

Аззуен помнил тот день, когда впервые открыл глаза. До тех пор в мире существовали только сладкая вкусная жидкость на языке, мягкое теплое тело рядом, тяжелый ровный стук и запах влажной земли. Были и еще какие-то извивающиеся тельца, которые порой отпихивали его от источника тепла и еды. Когда он открыл глаза, то увидел теплый мех и изгиб материнского живота. Впоследствии другие щенки говорили, что не помнили, как впервые открыли глаза. Они даже забыли, когда впервые услышали звук. Как будто у них отшибло память. Марра утверждала, что едва помнила тот день, когда впервые вылезла из логова, хотя для Аззуена он был наполнен множеством ощущений, которые проносились мимо носа, и множеством мыслей, которые роились в голове.

Аззуен помнил, как Рууко и Рисса говорили о нем, когда он выбрался из логова. Одно из соседних телец перестало шевелиться, и Рисса оттолкнула его в сторону. Каким-то образом, хотя он и не знал, как именно, Аззуен догадался, что щенок умер. Это была сестра, которая говорила, что каждый раз, проснувшись, хочет выть от радости. Она любила молоко, которое давала Рисса, но пила с трудом. Аззуен понял, что она умерла, потому что пила неправильно, но было уже слишком поздно, чтобы ее спасти.

Он знал, что умен. Знал, что понимает вещи, которых не понимают другие щенки, хотя едва ли предвидел, какой будет прок от его ума.

– Этот тоже долго не протянет, – сказал Рууко Риссе. – Лучше прибереги молоко для остальных.

– Он еще сосет, – ответила Рисса. – Он хочет жить. Если он намерен бороться за жизнь, я не стану мешать.

– Я и раньше видел слабых, – возразил Рууко. – Слабые – обуза для стаи. Я знаю, что он не выживет. И ты, Рисса, знаешь. Просто жестоко позволять ему мучиться.

– Я знаю, что он скорее всего умрет, – произнесла волчица. – Но пусть у него будет шанс.

Аззуен думал, что справится. Он знал, откуда берется молоко, знал, как согреться даже за пределами логовища. Чего он не учел – так это других щенков, которые хотели, чтобы он умер. Они отгоняли Аззуена от молока, от теплого логова, не позволяли влиться в стаю. Сначала он злился, потом отчаялся. Однажды, пока другие щенки кормились, он решил больше не бороться. Проще было умереть.