— Тиша, я тут тебе сказать хотел… — начал он. — Насчет планов.

Мы вышли на площадку, и я отвлеклась, недослушав — напротив было панорамное окно во всю стену. Отсюда открывался отличный вид на «Скитальца», поблескивающего корпусом там, где его не изъела ржавчина.

Я подошла и приникла к стеклу: обожаю космос, а когда смотришь на него со станции, он приобретает особое очарование.

— Тиша, — Шианд ловко встал между мной и окном, чтобы я смотрела на него.

Своего он добился. Открытое лицо было искренним, а с ним такое редко бывает. Я с интересом уставилась на него, подняв брови в немом вопросе.

Шианд мялся.

— Тиша… Раз уж я стал твоим капитан, у меня к тебе предложение…

— Внимательно слушаю, — бодро ответила я.

— Давай поженимся! Хочу, чтобы ты стала моей женой.

— Неужели? — усмехнулась я. — А ты точно уверен? Я же ногу подвернула, когда за красотой бежали.

— Да хватит! — психанул он. — Это я так ляпнул… Не всерьез! Прости дурака!

— Дай подумать, — я задумчиво начала загибать по одному пальцу, перечисляя. — Грубиян. С твоих собственных слов — дурак. Сам ногу подвернул даже дважды…

— Да ладно тебе! — он схватил меня за руки и встряхнул, призывая угомониться и перестать. — Зато я тебя люблю! Выходи за меня, а?

— Была не была! — улыбнулась я.

Шианд с облегчением и шумно выдохнул, схватил меня за подбородок и поцеловал в губы — совсем легко, отстранился и хмуро прислушался то ли к себе, то ли к окружающему пространству.

— Ты чего? — растерялась я.

— Да так, проверяю… Не случится ли опять чего, боевой тревоги, срочного вызова на мостик, или вдруг снова твоя мама начнет трезвонить… Вроде все в порядке!

Он обнял меня и с чувством приник к губам. Откровенный, глубокий и ненасытный поцелуй закончился вздохом.

— Не верю, что все так просто, — сказал Шианд, когда оторвался. — Вот не верю!.. Давай еще попробуем!

Мы пробовали долго: сначала у окна, затем в каждом укромном уголке на станции, но нас никто так и не побеспокоил, даже когда мы уединились в моей каюте на «Креветке». Экипажи смирно несли вахту, капитанов не беспокоили и мы могли заниматься чем угодно.