— Деньги мне ваши поганые не нужны, — криво ухмыляясь, заявил мужественный Данило, продолжая отплевываться от постоянно наполняющей его рот бурой солоноватой жидкости, — и ничего похожего на ваше золотишко у меня не имеется.

В этот момент входная дверь распахнулась, и в помещение вошла юная девушка, как не трудно догадаться, являвшаяся очаровательной дочерью этого спившегося мужчины. Увидев троих незнакомцев, а также связанного и окровавленного отца, она сразу же все поняла и повернулась к выходу, собираясь устремиться на улицу, чтобы позвать кого-нибудь в помощь. Юхно бросился ей наперерез.

В тот самый момент, когда она уже схватилась за ручку, створка сама по себе распахнулась, и на пороге возникла Багирова. Увидев словно бы свое отражение, несостоявшаяся беглянка, широко открыв рот, замерла и впала в стопорное оцепенение. Тут подбежал Сидор и уже хотел отвесить ей увесистый удар по лицу и даже занес для этого сжатую в кулак руку, но в тот же миг был остановлен схватившим его за запястье Ковальским.

Пораженный необыкновенным сходством со своей милой возлюбленной, он, словно простреленный стрелой амура юнец, в дальнейшем, действовал уже машинально. Зная жестокий нрав украинского атамана, он, увидев, что тот приближается к прекраснейшей дивчине, увлеченный определенным желанием причинить ей жуткую боль, последовал за ним и успел как раз вовремя, остановив беспощадного командира.

— Да, что же это такое? — не выдержал Батька, незамедлительно потянувшись рукой к своей кобуре, чтобы извлечь из нее револьвер, — Что же меня сегодня никто не слушает, и все стараются мне помешать? Наверное, чтобы восстановить к себе непререкаемое доверие нужно обязательно кого-то убить?

Как оказалось, он неплохо говорит по-русски и даже может незатейливо материться, в чем он тут же показал первоклассную подготовку, одновременно вспомнив всех польских родственников Аркадия. Пистолет, конечно же, достать ему не дали, так как в этом случае счел необходимым вмешаться и Королев. Двум друзьям убедить главаря повстанческого движения взять себя в руки и успокоиться, не испортив всю операцию, оказалось достаточно просто. Отчаянное сопротивление Ковальского и спокойные слова Семена так же, как и раньше, оказали свое магическое воздействие:

— Давайте сначала талисман добудем, а потом выскажем друг другу личные обиды и накопившиеся претензии.

Атаман расслабил свои стальные мышцы и, брызгая слюной на все еще пытающегося удержать его поляка, небрежно промолвил:

— Да, все. Успокоился я уже. Можешь не переживать, — и для наглядности предпринял попытку поднять вверх руки.