Пеленку туго свернула и упаковала в салфетку, которая удачно валялась тут же. И сполоснула руки в тазике с водой, которую, должно быть, приготовили для Кайнира — потому что даже для неё руки теперь пахли кровью, а ведь она не волк!

— Что ты делаешь?! — уже сердился Данир, — всё уберут горничные.

— Прости. Но от вида крови мне нехорошо.

На этот аргумент он не возразил, но взгляда от неё так и не отвел даже на мгновение, словно за это мгновение она могла исчезнуть.

Она сбросила обувь и прилегла рядом поверх одеяла, он тут же обнял её здоровой рукой, прижал к себе. И, охнув, откинулся на подушки.

— Осторожнее, айт Данир, — она приподнялась на локте. — По-хорошему мне следует сесть на табуретку у вашей постели!

— Дурацкая идея! — он уже отдышался и опять ласкал её взглядом. — Раздевайся и иди ко мне. Просто полежи рядом. Я буду осторожен.

— Ну нет! — она решительно помотала головой. — Пусть сначала Кайнир тебя починит. А я полежу. Вот так.

— Моя. Пожалуйста. Я уже вторую ночь не прикасаюсь к тебе!

Вот же волчара, умеет смотреть так, что камень расплавится и растечётся лужицей!

— Прикасаешься. Вот так, — она придвинулась и поцеловала его в губы, и взяла за руку, переплетя пальцы.

Потом прилегла рядом, привычно уже пристроив голову ему на плечо.

— Что ты творишь? — вздохнул он. — Я чуть с ума не сошёл, когда мне сказали, что тебя нет в замке.

— Я не специально, Данир.

— Да-да, Витхе объяснил. И ты спасла Манш.

Помолчав немного, она вздохнула, теперь уже не пряча тоску:

— Данир, вот зачем?..

Что именно «зачем», договаривать не стала. Да слишком много всяких «зачем»! Прямо чересчур! Кто знает, как он понял. Но ответил:

— Затем, что я идиот. Ты ведь слышала? — и слабую улыбку на его губах она видеть не могла, но знала, что она там есть.

— Слышала.