Ворон ждал все в той же позе, наклонив голову набок, готовый столкнуть валун. Эйлас бесшумно подкрался к валуну с другой стороны и ткнул его концом меча. Валун накренился и обрушился, что вызвало у ворона отчаянные жалобные восклицания.

Эйлас продолжил спуск к подножию горы Габун.

Впереди деревья затеняли русло реки Сисс. Эйлас остановился. Где-то здесь должна была устроить засаду ведьма. Самым удобным местом для этого, судя по всему, служила густая поросль лещинника — до нее оставалось спуститься лишь на сотню ярдов. Он мог обойти эти заросли и переплыть реку выше или ниже по течению вместо того, чтобы переходить ее вброд.

Не спускаясь дальше по тропе, Эйлас поднялся повыше и, стараясь по возможности передвигаться за прикрытиями, направился к берегу реки ниже по течению, описывая широкий полукруг. Заросли ивняка не позволяли, однако, добраться до воды; пришлось возвращаться к броду. Ничто не шевелилось ни на берегу, ни в кустах лещинника. Но Эйлас чувствовал нараставшее напряжение. Тишина действовала на нервы. Он остановился, чтобы снова прислушаться, но услышал только шум бегущей по камням воды. С мечом в руке он снова стал продвигаться выше по течению, шаг за шагом… У самого брода на ветру покачивался высокий камыш. Но ветра не было! Быстро повернувшись, Эйлас встретился глазами с рыжей мордой ведьмы, притаившейся на корточках подобно гигантской лягушке. Она высоко выпрыгнула из камыша, но меч Эйласа встретил ее на лету и отсек ей голову. Торс с курьими ногами повалился, зарывшись в землю когтями; голова откатилась к краю воды. Эйлас столкнул ее мечом в реку. Подпрыгивая, как поплавок, голова с лисьей мордой унеслась вниз по течению. Торс поднялся на курьи ноги и стал бессмысленно бегать туда-сюда, размахивая руками, спотыкаясь и подпрыгивая. Постепенно передвигаясь таким образом куда-то наискось и вверх, в конце концов он перевалил через плечо горы Табун и скрылся из поля зрения.

Уже начинало смеркаться. Эйлас промыл меч чистой горной водой, перешел реку вброд и вернулся в селение Нижний Освий незадолго до наступления темноты. Поужинав хлебом с ветчиной, он выпил добрую пинту вина и сразу поднялся к себе в комнату.

Оказавшись в темном помещении, он вынул из поясной сумки серый граненый камень Мургена. Камень бледно светился, как светилось бы отверстие в стене, если бы начинался туманный пасмурный день. «Не слишком лучезарная драгоценность», — подумал Эйлас. Отвернувшись, однако, он успел заметить краем глаза странную, не оставившую послесвечения вспышку — явление, которому он не сумел найти название.