— Скоро нам запретят спать вместе, а я не успел тобой насытиться.

— Нам уже нельзя это делать.

— Жёны горцев отдаются мужьям до родов. У степных кочевников тоже нет запретов. И у жителей Заморья нет.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю, — произнёс Рэн, горя нетерпением. — Мне рассказывал Тадеска, великий путешественник. Он обошёл полмира. Просто во время беременности заниматься любовью надо правильно. Садись и сама решай, как глубоко меня пускать. Или ложись на правый бок.

— Похоже, ты на самом деле знаешь, — усмехнулась Янара.

Перекинула ногу через Рэна, но не села на него, а наклонилась вперёд и припала к его губам. Рэн обхватил ладонями её талию, потянул вниз, сделал движение бёдрами вверх и слился с женой.

Немного погодя Миула доложила о приходе матери Болхи и двух монахов-клириков. Королева и монахиня уединились в опочивальне. В гостиной тихо потрескивали дрова и плакали окна. Клирики неподвижно стояли возле стола, не отводя глаз от открытого талмуда. Лейза сидела возле камина и наблюдала за Рэном, а он ходил из угла в угол, потирая подбородок.

Наконец Болха переступила порог, закрыла дверь и, сложив перед собой руки, спрятала ладони в рукава чёрно-белого одеяния:

— Четыре месяца. Более точно сказать не могу. К королеве каждый месяц приходили регулы… Как и прошлый раз. Плод крупный. О прилежании говорить рано.

Клирики произвели записи, обмакнули большие пальцы в чернила и отпечатками заверили написанное.

— Плод крупный, — повторила Болха.

— Я распишу строжайшую диету, — отозвался старший по возрасту монах.

Рэн подскочил к нему:

— Вы видели мою супругу?

Клирик упёрся задницей в край стола:

— Видел, ваше величество.

— В ней нет ни унции лишнего веса. Я не разбираюсь в родах, но догадываюсь, что женщине необходимы силы, чтобы произвести на свет ребёнка. А вы что предлагаете? Заморить королеву голодом? Она совсем ослабнет. Вы понимаете это или нет?

— Понимаю, — ответил клирик твёрдым тоном. — Но если ребёнок застрянет в родовых путях, кто будет виноват? Я не хочу оказаться привязанным к столбу на Торговой площади.

Рэн шагнул назад и обернулся к монахине: