— Ваше величество! Милорд! — И низко поклонился.

— Я тебя знаю, — проговорил Киаран. — Ты прислуживал в общем зале за ужином.

Рэн представил человека:

— Это Харас, скульптор.

— Нет-нет! У меня на лица хорошая память, — возразил Киаран. — Если он такой же скульптор, как и слуга, то я вам очень сочувствую, ваше вели… — И умолк на полуслове.

На столе лежали рисунки, выполненные грифельным стержнем. Даже не рисунки, а наброски женских лиц, рук, пальцев, волос… Словно воображаемого человека просили принять ту или иную позу и всякий раз разрезали его на кусочки.

Киаран взял рисунок и, отойдя от мраморного камня на несколько шагов, выдохнул:

— Королева…

Мрамор ещё сохранял очертания бесформенной глыбы, но кое-где уже угадывались фрагменты будущей статуи: нежный овал лица, складки головной накидки, округлое плечо, кисть руки, направленная вниз, будто женщина тянулась к тем, кто стоял возле её ног.

— Моё сердце и моя душа, — прозвучал голос Рэна. — Как вы поняли?

Киаран потряс бумагой:

— Рисунок и… — Глядя на камень, провёл пальцем себя по брови. — Надбровные дуги. Наклон головы. Это она.

Обратил взгляд на Хараса:

— Так ты специально бегал с тарелками?

Он сверкнул лукавым взглядом:

— А как ещё я мог запомнить королеву, нарисовать её и вдохновиться? Она не даёт мне покоя ни днём, ни ночью. Вот, даже в праздник работаем.

Киаран взял со стола стопку листов и принялся их просматривать.

— Ими мы украсим здание снаружи, — объяснил Харас. — Птицы будут словно вылетать из стен. Ласточки, стрижи, лебеди, соловьи, орлы, аисты. Чистые птицы, символизирующие верность, гордость, любовь, тепло домашнего очага…

— Эту идею подкинул мне Корша. Зодчий, — сказал Рэн. — Кстати, где он?

Харас ухмыльнулся в бороду: