— У меня нет сестры, — осекла его Миула.

— Хорошо, как скажешь, — согласился старик. — Твоя приятелька говорила о больном ребёночке. А ты говоришь — дама.

— Всё верно. Болен ребёночек дамы.

— С ножками что-то.

— При родах потянули или вывернули, точно не знаю. Вроде бы ножки стоят как надо, но как-то не так. Да что я тебе рассказываю. Увидишь — поймёшь. Если ты костоправ, конечно. — Миула схватила старика за волосы и приставила нож к кадыку. — Костоправ или нет? Признавайся! Скажешь, что соврал — отпущу. Но если скажешь, что костоправ, а сам ни черта не умеешь, — перережу глотку, пикнуть не успеешь.

— Я не костоправ. Так назвала меня твоя приятелька.

— Так и знала, — вздохнула Миула и вложила нож в прикреплённый к ноге чехол. — Вылазь и уматывай, пока я не передумала.

— Я не костоправ, но умею складывать кости. Может, чем и помогу. Глянуть надо.

— Что ты делал в пыточной?

— Кости складывал.

Подумав, Миула кивнула:

— Ладно, дед. Слушай сюда. С госпожой говори уважительно. Лишних вопросов не задавай. Не обещай, если сомневаешься. И ничего не придумывай. Понял?

— Понял.

— Но сначала расскажешь госпоже, кто ты такой.

— Расскажу, как на духу расскажу, — заверил старик.

Миула вновь вытащила нож из чехла:

— Чего глаза по лбу раскинул? Испугался? Не бойся. Побрею тебя и космы подрежу.

— Без бороды холодно. Оставь хоть чуток.

Немного погодя они вышли из бани и направились в главную башню. В одежде, позаимствованной у конюха, старик выглядел как деревенский дед. Прядки волос разной длины едва прикрывали тощую шею. Короткая бородёнка потешно топорщилась.

Войдя в просторный холл, старик снял чуни, боясь запачкать пол, и закружился на месте, от восхищения прищёлкивая языком. Подскочил к окну, потёр стекло пальцем, прислушиваясь к скрипу: