Перекусив, они втроём уселись на гладкий валун. Вилар и Луга любовались кроваво-красным закатом, а Малика плела венок.

— Однажды васильки пожаловались покровительнице жатвы, что земледельцы не обращают на них внимания, а думают только о хлебе, — говорила она, свивая стебли цветов. — На что покровительница ответила: «Родные мои! Вы родились, чтобы быть образом чистой радости и надежды. Красуйтесь среди ржи и не склоняйте головки, когда их склоняют полные колосья. И однажды, в праздник урожая, вас пойдут искать девушки, чтобы сплести из вас венки и украсить головы своих любимых».

Надела венок Вилару на голову и поняла, какую глупость совершила.

Он изменился в лице — глаза полыхнули болезненным жаром — и за секунду словно выгорел изнутри. Снял венок, помял его в руках:

— Пора ехать.

Сел за руль, положил венок на соседнее сиденье и тем самым дал понять, что место рядом с ним занято.

Ночь пролетела в мучительном молчании. Малика смотрела на Вилара, а он ни разу не взглянул на неё в зеркало заднего вида и ни разу не обернулся. Когда на фоне предрассветного неба показались редкие огни Ларжетая, тихо спросил:

— Ты в гостиницу?

Автомобиль прокатил по пустынным улицам и затормозил перед трёхэтажным зданием. По бокам лестницы и вдоль фасада стояли чёрные ажурные шандалы с бордовыми лампами. В их свете перламутровые двери и стены переливались, как дорогое вино в хрустальном бокале.

Надеясь, что Вилар отправится к себе домой, в особняк на окраине города, Малика открыла дверцу:

— Когда вас ждать?

— Я остаюсь.

— В гостинице может не быть свободных мест.

— Тогда уеду.

Луга выбрался из автомобиля и подбежал к швейцару. Через минуту вернулся:

— Говорит, места есть. Вы идите, а я посплю в машине.

Малика ступила на гранитную площадь и сжала вспотевшие ладони. Гостиница скрывала тайну, которой ни с кем не хотелось делиться.

Вилар взял её под руку:

— Замёрзла?

— Нет.