Галахад нехотя согласился.

– Нас немного, – снова заговорил Артур, – а их целая орда, но мечты сами по себе не становятся явью. Завтра мы можем принести мир бриттам. – Он умолк. Артур всем сердцем желал мира, но хотел сам выковать его. – Каким бы богам вы ни молились, – тихо проговорил он, – призовите их завтра.

Я поспешил отправиться к своим людям. Раза три упал. Не ушибся, но отметил, что это плохое предзнаменование. Артур ехал со мной и остановил свою лошадь на расстоянии полета стрелы от нашего лагеря. Сквозь густую сетку дождя мерцали костры.

– Сделай для меня завтра то, что прошу, Дерфель, – напутствовал меня Артур, – и послезавтра ты сможешь нести свое собственное знамя и рисовать свой символ на щите.

«В ином мире», – мрачно подумал я, но вслух не сказал, боясь разгневать богов.

* * *

Ни один из моих людей не уклонился от клятвы, и потому уже в полночь мы выступили всем отрядом. Нимуэ увязалась за нами. Она взялась творить заклинание, уверяя, что после этого мы станем невидимы для врага. Из росших во рву кустов она выволокла череп овцы, зарезанной волком, и распласталась перед ним на земле. Так она лежала долго, вдыхая отвратительную вонь разлагающейся твари, затем встала и откинула череп в сторону. Теперь, заявила она, враг станет смотреть в сторону, даже если вы пройдете совсем рядом. Артур обнял меня на прощание:

– Я перед тобой в долгу, Дерфель.

– Ты ничем мне не обязан, лорд.

– Хорошо, но благодарю хотя бы за то, что ты принес мне весточку от Кайнвин. – Артур искренне радовался тому, что она его простила. – Увидимся на рассвете.

Он похлопал меня по плечу и долго смотрел вслед нашему отряду, цепочкой уходящему во тьму.

В непроглядной тьме мы тащились через травянистые луга и убранные поля, утопая в разжиженной земле и сжимаясь под холодными струями дождя. Зябкая сырость напитала наши куртки, проникая до самого тела. Темнота заставляла нас держаться за полы плащей друг друга, копья мешали идти, щиты погромыхивали, люди спотыкались. Я остановил отряд и выстроил всех в две цепочки. Каждому приказал повесить щит на спину, затем схватиться за копье впереди идущего. Кавана я поставил сзади, и он следил, чтобы никто не отстал, не потерялся. Нимуэ и я шли впереди. Она крепко держала меня за руку, но сблизила нас не любовь, а чернота ночи. Лугназад теперь казался давним, забытым сном. Для Нимуэ и дни, проведенные в уединенном шалаше, и месяцы на Острове Смерти были лишь мгновениями на пути к ее цели.

Нам предстояло спускаться по крутому скользкому склону, поросшему деревьями, и я уже начал опасаться, что мои пятьдесят солдат растворятся, растеряются в ужасной черноте, но тут Нимуэ начала тихонько петь. Люди, ухватившись за тонкий звук ее песенки, как за невидимую нить, потекли вниз, и вскоре все мы оказались на лугу. Каван и я пересчитали людей, а Нимуэ, шипя и пришепетывая, сотворила вокруг нас защитное заклинание.