На грозных Артуровых коней Кердик не обратил внимания. Он, верно, знал, что всадники обрушились на Эллины отряды, пока те пребывали в смятении, а несокрушимому строю вышколенных копейщиков кавалерия не страшна, так что он приказал своим людям теснее сомкнуть щиты, опустить копья и наступать.

– Плотнее! Плотнее сомкнитесь! – прокричал я, протолкался в первый ряд и встал так, чтобы мой щит частично перекрывал соседние.

Саксы брели вперед, не размыкая щитов, и прочесывали взглядом наш строй в поисках слабого места, пока вся эта неохватная громада подбиралась к нам. Колдунов видно не было, но в самом центре внушительного построения реяло знамя Кердика. Куда ни глянь – сплошь бороды и рогатые шлемы; бараньи рога хрипло трубили, не переставая, а я зорко отслеживал острия копий и топоров. Где-то в этой людской массе был и Кердик, я слышал его голос. «Щиты сомкнуть! Щиты сомкнуть!» – взывал король. На нас спустили двух громадных боевых псов, раздались крики, справа от меня возникла суматоха: собаки атаковали. Саксы, верно, заметили, что щитовой строй дрогнул под натиском псов: они вдруг ликующе завопили и хлынули вперед.

– Сомкнись! – заорал я и занес копье над головой.

По меньшей мере три сакса на бегу посматривали на меня. Я был знатный лорд, с ног до головы в золоте, и, отослав мою душу в Иной мир, они завоюют и признание, и богатство. Один из них, жадный до славы, вырвался вперед, нацелил копье в мой щит, и я понял: в последний момент он опустит острие и ударит меня в лодыжку. На раздумья времени не осталось, только успевай сражаться! Я со всей силы ткнул нападавшего копьем в лицо и выставил щит вперед и вниз, отражая его удар. Лезвие все же царапнуло меня по лодыжке, распоров кожу правого сапога под наголенником, снятым некогда с Вульфгера, но мое копье окрасилось кровью, и к тому времени, как я выдернул его и на меня набежали следующие, первый уже опрокинулся навзничь.

Они оказались передо мной в тот же самый миг, как сшиблись стены щитов – с таким грохотом, словно рухнули миры. Теперь я саксов еще и чуял – чуял запах выделанной кожи, пота и испражнений, но только не эля. Эта битва началась слишком рано поутру, саксов застали врасплох, и напиться для поднятия духа они не успели. Задние ряды напирали, вжимали меня в щит, что, в свою очередь, давил на щит противника. Я плюнул в бородатую физиономию, ударил копьем чуть выше плеча врага и почувствовал, как чужая рука перехватила мое оружие. Я выпустил древко, могучим усилием высвободился ровно настолько, чтобы вытащить Хьюэлбейн, и рубанул врага мечом сверху вниз. На нем был не шлем, а одно название: кожаная, набитая тряпьем шапка, – и бритвенно-острое лезвие Хьюэлбейна прошло сквозь нее до самого мозга. Меч на мгновение застрял, и пока я пытался его извлечь – а мертвец навалился на меня всей тяжестью, – какой-то сакс обрушил топор мне на голову.