– И все, чего добился Артур, пойдет прахом!

– Артур освободил Думнонию от саксов, – напомнила Гвиневера, – а королем он быть не желает. Ты это знаешь, знаю и я. Не того мне надо, Дерфель, я-то всегда мечтала, что в один прекрасный день Артур станет верховным королем, а Гвидр ему унаследует, но Артур этого не хочет и сражаться за это не будет. Он хочет покоя и мира, он сам так говорит. А ежели Артур править Думнонией отказывается, значит придется Мордреду. Залог тому – настойчивость Гвента и Артурова клятва Утеру.

– То есть Артур просто-напросто бросит Думнонию, отдаст ее в руки несправедливого тирана! – запротестовал я.

– Нет, – возразила Гвиневера, – потому что всей полноты власти Мордред не получит.

Я не сводил с нее глаз. По голосу собеседницы я уже догадался, что не до конца понимаю положение дел.

– Продолжай, – сдержанно промолвил я.

– Есть еще Саграмор. Саксы разбиты, однако граница никуда не делась, а кому и охранять ее, как не Саграмору? Остальная часть думнонийской армии присягнет на верность другому вождю. Мордред пусть себе правит, ибо он король, но не он станет командовать копейщиками, а правитель без копий – это правитель без власти. Военная сила – это ты и Саграмор.

– Нет!

Гвиневера улыбнулась:

– Артур знал, что ты так ответишь; вот почему я сказала, что попробую уговорить тебя.

– Госпожа… – запротестовал я.

Она предостерегающе подняла руку, заставляя меня умолкнуть.

– Ты будешь править Думнонией, Дерфель. Мордред получит трон, но копья останутся за тобой, а правит тот, у кого копья. Ты должен сделать это во имя Артура, ведь он уедет из Думнонии с чистой совестью только в том случае, если ты согласишься. Ради его покоя и мира, сделай это для него и, может быть, – она замялась, – может, и для меня. Ну пожалуйста.

Прав был Мерлин. Если женщина чего-то хочет, она своего добьется.

Итак, мне предстояло править Думнонией.

Глава 2

Глава 2

Талиесин сложил песнь о Минидд-Баддоне. Он намеренно предпочел старый стиль и простой размер, пульсирующий драматизмом, героикой и цветистым красноречием. Песнь вышла длинная, ведь каждому доблестно сражавшемуся воину причиталось хотя бы полстрочки похвалы, а вождям посвящались целые строфы. После битвы Талиесин вошел в свиту Гвиневеры и благоразумно воздал покровительнице должное, замечательно живописав телеги, нагруженные огнем, но ни словом не упомянув про саксонского колдуна, которого она подстрелила из лука. Рыжие Гвиневерины кудри он уподобил напоенным кровью колосьям ячменя, среди которых умирали саксы, и хотя никакого ячменя на том поле я не видел, штрих получился удачным. Гибель Кунегласа, своего прежнего покровителя, Талиесин воспел в протяжном плаче, причем имя мертвого короля повторялось снова и снова рокотом барабанного боя. Выезд Гавейна превратился в жуткий рассказ о том, как души наших мертвых копейщиков вернулись от моста мечей и атаковали вражеский фланг. Бард восхвалил Тевдрика, не обошел и меня, воздал почести Саграмору, но превыше всех прочих восславил Артура. В песни Талиесина не кто иной, как Артур, затопил долину вражеской кровью, не кто иной, как Артур, поверг вражеского короля, не кто иной, как Артур, заставил весь Ллогр содрогнуться от ужаса.