Ее запах сводил с ума. Теперь-то он понимал, почему тогда уловил аромат духов на теле мальчишки, встреченного темной ночью на дороге, в тесном экипаже.

Уже тогда она привлекла его. Заставила сердце биться чаще. Заставила желать быть постоянно рядом, превратиться в того, кто мечтает следовать по пятам за понравившейся женщиной. С целью оберегать и, что там таить греха, любить ее.

Как же ему хотелось поцеловать Оливию. Не так, как он сделал это у стен общежития, пока пытался разобраться, что происходит с мальчиком-адептом. И не так, как поцеловал сейчас. Едва уловимо.

Ему хотелось атаковать ее рот, свести ее с ума и себя, наверное, тоже.

Итан протянул руку и коснулся пряди темных волос Оливии. Убрал с девичьего лица. Погладил, коснулся…

Черт, он бы мог просто трогать ее вот так и сходить с ума. Он бы хотел обладать ею полностью, быть единственным в ее сердце и мире. Стать ее половиной. Стать ее любимым и любовником. Но между ними была тень Дорнана Блеквуда и сама Оливия, которая испытывала интерес к некроманту.

А через такое не переступишь. И Итан убрал руку, поднявшись на ноги.

Девушка спокойно спала. Усталость начала медленно отступать. Черты ее лица разгладились, а дыхание выровнялось.

Оборотень еще немного постоял, глядя на спящую, а затем попятился к двери.

В гостиной, устроившись на диване как был в парадной одежде, положил под голову руку и уставился на пламя, равнодушно танцевавшее в камине. Сна не было. А мысли то и дело возвращались к той, сто спала в соседней комнате, смущая его душу. Заставляя помыслить о невозможном.

Нет, он конечно же, не выдаст ее тайну Дорнану. Теперь это не в его интересах. Если Блеквуд не узнает тайну девушки, то она сможет спокойно учиться и дальше. А он, Итан, всегда будет рядом. И кто знает, не переменится ли ее сердце в его пользу? А он, ради Оливии, согласен и подождать. Столько, сколько придётся.

Гости разъезжались. Экипажи, один за другим, покидали территорию Академии. Сначала сплошным потоком, увозя родственников учащихся, затем по одному, когда запоздавшие, задержавшиеся на празднике, спешили вернуться в столицу.

Музыка угасала. Ветер, наоборот, набирал силу. Он нес с собой морозный воздух, вел зиму, следовавшую осторожными шагами в царство осени. Мелкий дождь сменился крупой, а затем, ближе к рассвету, повалил снег. Крупные мягкие хлопья, падая в вальсе, ложились белым покрывалом, укрывая землю, дорожки и деревья, приготовившиеся к долгому сну.

Один из экипажей, отличавшийся от остальных лишь черным тонконогим жеребцом в упряжи, медленно катил к воротам, оставляя позади засыпающую Академию. В салоне сидели двое. Мужчина в черном и его собеседник, одетый в свое лучшее выходное платье с пальто, наброшенным на плечи.