— Пожалуйста, пожалуйста, — бормотала я в исступлении, — ну давай же, работай, карманное солнце, блин!

Но не помогало! Свет уходил как в пустоту, Лиас по-прежнему оставался бездушной каменной статуей. По щекам покатились горькие слёзы отчаяния. Да что же это такое! Почему ничего не выходит? Почему он не возвращается ко мне?

— Вернись, я же люблю тебя, — прорыдала я и бессильно сжала пальцы в кулаки, прекращая бессмысленный поток света, — и ненавижу тоже! Ты такой Гад. Без тебя моя жизнь была такой простой, а ты всё испортил! Ты забрал мою скучную жизнь, нагло отнял моё сердце, а теперь смеешь стоять тут и ничего не чувствовать?

Я ударила его по груди, по плечам. Это было отчаянное бессилие, ведь ничего больше я поделать не могла. Не могла даже поцеловать, потому что он по-прежнему удерживал меня на месте за шею. И смотрел своими пустыми глазами, смотрел, смотрел…

— Негодяй, — мои руки плетьми опали вдоль тела, а глаза устало закрылись.

Пальцы на моей шее дрогнули, а моих мокрых от слёз губ коснулись его, такие горячие, родные. Рука с шеи переместилась в волосы и сжала до лёгкой боли, притягивая к себе ближе. Я приоткрыла губы, отвечая на его поцелуй, потухшее было солнце загорелось внутри с новой силой, затапливая своим светом всё вокруг.

Мои руки обвились вокруг шеи Лиаса, я прижалась к нему так сильно, чтобы врасти в него и никогда больше не разлучаться. Вторая его ладонь опустила на мою поясницу, по телу пробежала волна мурашек. Из глаз снова покатились слёзы, на этот раз от счастья.

— Та-ню-ша, — хрипло выдохнул он, на секунду отстранившись, — Та-ня, не плачь.

— Не могу, — выдохнула ему в губы, — я думала, что потеряла тебя. Я так тебя люблю, ты бы только знал.

— И ненавидишь одновременно, — так знакомо иронично усмехнулся он и начал собирать губами мои слёзы, — это я думал, что потерял тебя. Прости меня, я не так сказала. Я не имел в виду, что мне надо подумать и выбрать. Мне просто нужно было…

— Тс-с-с, — я накрыла его губы кончиками пальцев, — я понимаю.

— Нет, ты дашь мне объясниться, — он нахмурился, — никаких «я понимаю». Ты выслушаешь все мои объяснения. Я хочу быть уверен, что между нами нет недомолвок.

— Хорошо, — я снова его поцеловала. Боже, он самый лучший мужчина во вселенной.

Глава восемнадцатая

Илиас крепко сжимал меня в своих объятиях, как ребёнок плюшевого мишку. Он словно боялся, что если сейчас меня отпустит, то я снова испарюсь, и неизвестно когда вернусь. И вернусь ли. Поэтому я вовсе не возражала, наоборот, довольно уткнулась носом ему в шею, свернувшись комочком на коленях Лиаса.