— Но…

— Но будет после! — решила я, подскакивая к платяному шкафу. После того, как мы уговорили матушку вернуться в замок, герцог на радостях заказал ей непомерное количество нарядов. Было среди них и такое, в котором не стыдно и в Храм пойти. Насыщенно синее, искристое, с тисненым растительным орнаментом по подолу, манжетам и воротничку.

— Ангелика!

— Я за нее! Ага, вот так… замечательно! Губки подкрасим… а реснички у вас и так черные…. Замечательная у нас с Валико матушка…. Готово. Где там мой муженек затерялся?

— Здесь я, Ангел мой!

— Ага! Хватай папеньку и волоки его в Храм. Мы сейчас будем!

Лорд Аверис пыхтел и возмущался. Сердился и ругался, не понимая — зачем ему под вечер понадобилось срочно попасть в Храм. Однако Валико возражений не слушал. Ухватил папочку под руку и доставил по месту назначения.

— И что мы тут будем делать? — в который раз спросил сына. — У меня еще не разобранные счета лежат, а…

На этом возмущения закончились. Потому что скрипнула, распахиваясь в всю ширь дверь Храма, и на пороге появились две женские фигуры. Впереди, опустив на лицо легкую вуаль, шла леди Кларисса.

Она была прекрасна, как бывают прекрасны женщины средних лет. Не юной прелестью, но красотой зрелой, терпкой, как выдержанное по всем правилам вино. Красотой, которая знает себе цену, и цена эта ох, как высока…

Леди Кларисса медленно шла по проходу, а герцог, напрочь забыв и про сына, и про вредную дочь-невестку, и про жреца, не отрываясь, смотрел на любимую, не зная — что ему делать.

Бежать со всех ног? Куда? Из Храма прочь? Или навстречу той, которую помнил все эти годы?

Не дойдя трех шагов, леди Кларисса остановилась, подняла вуаль, и глядя прямо в глаза герцогу, спросила:

— Лорд Фредерик Аверис, согласны ли вы взять меня в жены?

— Ч-что?

— Возьмете ли вы на себя смелость назвать меня женой перед всеми, мой лорд?

— А-а?!

— Говорю в третий и в последний раз — женись на мне, Фредерик!

— ДА!

— Властью данной мне, объявляю вас мужем и женой! — торопливо вклинился жрец, подталкивая их к алтарю, на котором уже переливалась огоньками ритуальная чаша.