И тогда ведомый, как правило, набитый дурными идеями по самую маковку, начинает творить. Или вытворять — что, по сути, одно и то же. Разворачивается во всю ширь своей души, соединяет несоединимое, впихивает невпихуемое, встряхивает то, что заведомо трястись не может. И создает нечто необыкновенное.

Почему — спросите вы. А я отвечу: потому что в случае неудачи ответственность ложится на плечи попугая. Помните?

«В желтой жаркой Африке — пусть жираф был не прав, но виновен не жираф, а тот, кто крикнул из ветвей — жираф большой — ему видней»*!

Правда, и награда в случае успеха достается ведущему. Ведомый же тихо радуется в тряпочку, и вынашивает новые шальные идеи.

… И вот вторая половина Дня открытых Дверей. Гости — а их было немало, утомленные обзорной экскурсией по необъятной территории академии, по всем аудиториям, полигонам, мастерским, лабораториям, лечебнице, и прочая, прочая, прочая, мирно отобедали чем Его Величество послал. И теперь, отдышавшись слегка, размещаются на трибунах самого большого открытого полигона. Им обещано зрелище. Зрители все вперемешку. Впрочем, папаши же все — аристократы. Это сыновей они привезли признанных, но незаконнорожденных. Часть мальчишек прибыли сами — эти из непризнанных, но любопытных. Часть папаш привезли еще и законных отпрысков подходящего возраста. Цель у всех одна: пристроить куда-нибудь обнаглевших и распоясавшихся наследничков. Среди гостей и наш папаша, герцог Аверис с наследником. Рик неожиданно осмелел настолько, что вцепился в старшего брата, и теперь от него не отлипал, сердито кося на меня глазом. Впрочем, мне было некогда. Обычные хлопоты режиссера большого массового мероприятия: там пнуть, тут облаять, сюда воткнуть, оттуда выкинуть Попутно выяснить, что главный музыкант внезапно обзавелся фингалом, у первой скрипки сдали нервы, а ответственный за выпуск участников на сцену забился в уголок, и спит себе сладким сном на реквизите…. А самые первые выступающие, без пяти минут выпускники, вечером отмечали возвращение с практики, да так удачно, что поднять их сумел лишь наш главный некромант. Живыми, и даже относительно трезвыми.

Но как бы то ни было, представление началось. Вовремя, без суеты и спешки.

Лорд ректор взял слово, и минут пять говорил о важности и необходимости. О значимости и нужности. Об отваге и героизме. Пока не увидел проекцию сжатого кулака на листочке с тезисами.

Великое все же искусство — магия! Слава ей ныне и присно, и во веки веков.

Даже я, насмотревшаяся за месяцы репетиций на всякое магическое непотребство, не могла оторвать глаз от того, что творилось на полигоне в эти несколько часов. Иллюзии, магические поединки, дуэли на шпагах — не до крови, до жизненно важного касания, совсем, как наши фехтовальщики-спортсмены. Постановочный бой с громадными двуручниками, битва с фантомной нечистью и нежитью…. Жанровые сценки из жизни студентов, и многое, многое другое, о чем и рассказать-то сложно, потому что тут себя оправдывает фраза: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать».