За какие-то двадцать мгновений он сумел организовать зал, менестрелей, закуски и даже украшения — скромные ленты в цветах Школы, так принято чествовать настоящих победителей, а не меня. Я лениво крутила в руке бокал — никакого спиртного с таким количеством эликсиров — мне налили простую воду, и наблюдала за одноклассниками, которые курсировали внизу, как стайка темно-синих птичек – туда-сюда.

Тир блистал. Нужно отдать ему должное. Где надо сверкал белозубой улыбкой, где нужно смущенно смеялся, а где и внимательно кивал, наклоняя голову так, чтобы было лучше видно породистый профиль. Сиры велись, сиры плыли, сиры пили и уже почти забыли о том, зачем они собрались здесь сегодня — просто наслаждались внеплановым праздником без взрослых.

Внизу почтительно склонился слуга, принимая небрежно сброшенную ему прямо в руки серебристую шубку. Марша расправила плечи, гордо приподняла темноволосую головку, и, нацепив на лицо уверенно-холодную улыбку, плавно двинулась через весь зал.

Хороша. Я отпила глоток воды. Это следовало признать.

Фейу встречали радостно, какой разительный контраст с тем, как начинался праздник. Молчать и улыбаться, именно так мне сказал Тир. И я улыбалась, целых двадцать псаковых мгновений, пока мы не обошли всех, и я смогла уединиться.

Марша продвигалась медленно, кивала, смеялась, шутила, поймала на ходу бокал с подноса, и отсалютовала всем присутствующим, как свидетель. Ведь мы – победили.

Кантор шепнул ей что-то на ухо, и Фейу подняла голову вверх, найдя меня глазами, кивнула и, мягко огибая танцующих, отправилась к балюстраде.

— Скучаешь? — Марша встала рядом и облокотилась на перила. Снизу стонала цитра, и звенели колокольчики, менестрели выбрали одну из самых известных композиций.

Я пожала плечами и сделала глоток.

– Обещала Тиру побыть ещё тридцать мгновений, чтобы его усилия не пропали даром. Десять из которых уже истекли. Мы обе смотрели, как Геб в другом конце зала склонился в поклоне перед рдеющей маковым цветом мелкой первоклассницей. Данд… Данд молчаливо подпирал стенку рядом со столами. Он так и не произнес ни единого слова с самого утра. Кантор улыбался и кружил в танце одну из девиц. Самую главную сплетницу второго класса.

— Хорош, – озвучила Марша мои мысли.

— В своей стихии.

Я чувствовала пристальный взгляд Марши сбоку — щека начала гореть.

– А ты не в своей стихии? Разве это не то, чем наслаждаются все сиры? Зиму назад ты была бы внизу.

— Ты тоже, -- кивнула я на зал, где одной большой группкой стояли Маршины прихвостни. – Здесь, а не там. Реки текут, времена меняются, – через высокие витражные окна второго яруса была хорошо видна улица – заснеженная поземка стелется по мостовой, одетые в меховые полушубки горцы с мешками за спинами, дети обмотанные наспех, примотанные вязанными шалями к груди дородных невысоких мистрис. Котомки горцев весело смеясь потрошили городовые из охраны, на снег сыпались котелки, миски, ложки, мешочки со специями, нехитрый скарб, собранный в дорогу. Значит, Ратуша уже довела приказ до исполнителей.