Мей собрался возмутиться, но не успел. Он увидел, как глыба льда над макушкой Кнеши внезапно покрылась сетью трещин и пришла в движение, словно её кто-то расталкивал изнутри. Не особенно размышляя, он пихнул Кнешу плечом, повалил его на неопрятное, местами заледеневшее крыльцо, и они кубарем откатились в сторону. Пока Кнеша, ругаясь, рвался прочь и пытался понять, что происходит, Мей поражённо наблюдал, как сосульки валятся и раскалываются, а из нутра наледи выбирается небольшое полупрозрачное существо, делает два прыжка и мгновенно исчезает в темноте, не давая никакой возможности себя рассмотреть.

— Ну вот ещё, — заметил Кнеша, отдышавшись. — Слышал я на днях что-то о ледяных духах, но думал, что зря болтают, как всегда...

— Пошли в дом, — угрюмо предложил Мей.

Входя обратно, он почему-то был зол, и ещё как. Он опять, в очередной раз спас этого негодяя от чего-то непонятного, и зачем?... И зачем он здесь, всем чужой, и почему он, действительно, должен помогать — кто его обязал? Почему он вмешивается и есть ли смысл в их походе?

В их... Навсегда — в их. Проклятые Узы, отобравшие у него свободу. Отобравшие собственную жизнь.

Мимо рядов храпящих и посапывающих во сне людей он прошёл к своей лежанке, сел на неё, засветил лучинку и постарался отвлечься мыслями об этом духе, но не помогло. Кнеша, оказавшись поблизости, только усугубил его настроение:

— Так о чём мы там говорили, когда нас перебила эта штука?... Весьма интересная была беседа, — сказал он шёпотом. Кто-то заворчал и заворочался, но остальные спали крепко, сваленные дневными заботами. Мей бросил на него хмурый взгляд.

— Не собираюсь продолжать этот разговор.

— Потому что продолжаешь себе врать. Ты такой же, как я, Мей. В конечном счёте это и для тебя развлечение, каким были и Рагнарат, и Нери. Ты не знаешь, куда деться со своим Даром.

Мей задыхался от ненависти; она давила грудь, и становилось больно дышать. Схватить бы этого самодовольного выродка и приложить головой об стену.

Он ясно представил себе, как делает это — и вздрогнул.

Кнеша растирал окоченевшие плечи и смотрел на него со своей неизменной полуулыбкой, кривившей бледные губы — не то бесстрастной, не то насмешливой. Сколько гордыни, сколько беспринципности.

Просто животное. Себялюбивое, опасное животное.

— Я ненавижу тебя, — сказал Мей с отвращением.

— О да. Поэтому ты только что спас мне жизнь.

Мей отвернулся, не в силах вынести его взгляд, и порадовался, что поблизости нет оружия.

— Уже сожалею.

— Зачем ты это сделал?

Простота и очевидность этого вопроса ставили в тупик. Мей вздохнул. Мог бы хоть не издеваться напоследок.