— Что ж, я слушаю тебя — несмотря на то, что ты пришёл без угощения… Рассказывай.

Окрестные фермы и деревеньки были разграблены; ребята Дорвига тоже в последнее время то и дело прикладывали к этому руку, потому что припасы заканчивались. Но по приказу сына Кульда мужчин не убивали, женщин не трогали, а брали умеренно и лишь самое нужное: хлеб или зерно, сыр, яйца, изредка — овцу, козлёнка или парочку кур… Надо ведь что-то есть.

По крайней мере, можно надеяться на то, что объедки дорелийского войска с Ра'илг сгинули в Заповедном лесу, и людям Рольда нечего опасаться. К Дорвигу, правда, приходили тревожные мысли о том, что они ведь могут пройти лес насквозь и ударить с юга… Но — нет, вздор. Как им, изранненым и голодным, удастся выжить в лесу, да и где им взять столько людей и оружия, чтобы потеснить Рольда?… Разве что колдовство (будь оно трижды проклято) поможет; хотя Дорвиг от всей души надеялся, что вся троица Отражений — ведьма, лопоухий заморыш и здоровяк, которого он тогда толком не разглядел, — погибла в мучениях. Боги свидетели, они этого заслуживают, эти бездушные выродки в балахонах и с зеркалами… С Отражениями он сталкивался всего несколько раз в жизни, а предпочёл бы и вовсе не сталкиваться: одни их одинаковые глаза чего стоят…

— Ну вот ещё, — спокойно протянул Дорвиг. — Авось сам отличит мою палатку от остальных. Ступай-ка лучше, прогони эту треклятую птицу…

С удвоенной силой запахло мёдом, маслом — и теперь ещё дикими, лесными цветами. Дорвиг ощутил на ладони холод золота: Зелёная Шляпа сунул ему в руку большую монету незнакомой чеканки.

— Хотелось бы, но нет. Я слеп, как богиня ночи… Или как старый крот, — Дорвиг крякнул от смеха. — Так кто с тобой? Мы можем говорить при нём? Увальда и его ребят ты знаешь.

Десятники завозились; Дорвиг слышал, как один из них пихнул другого локтем — звук, с которым дублёная кожа касается кольчуги, тоже ни с чем не спутаешь… Если кто-нибудь из них в споре о Хелт коснётся оружия, Дорвиг услышит и это. Ножны с Фортугастом неслучайно лежали рядом, на тюфяке.

Шляпа подошёл и присел рядом с ним. Вместе они смотрели, как небо затягивает лиловое покрывало сумерек.

— Не только людей — это ты про гномов и Отражений, что ли? — к Увальду вернулся едкий тон. — Как-то уж чересчур легко их интересы совпали с нашими, стоило Двуре Двур припугнуть их! То же будет и с остальными. Все знают, что в старину было время, когда всё Обетованное принадлежало Альсунгу…

На закате, согласно уговору, он добрёл до громадного, выше человеческого роста, белого валуна — тут лежал легендарный Белый камень, вмявшийся в землю. Это место считалось священным, и паломники приходили сюда из всех королевств Обетованного; больше всех ретивости в разнообразных паломничествах и святынях проявляли, конечно, последователи Прародителя. Они верили, что, сотворив мир, Прародитель заплакал (кто знает — от счастья или от боли), и его слеза застыла в Обетованном, приняв облик Белого Камня. Те же, кто исповедовал веру в четырёх богов, исконную для Дорелии, Феорна и Ти'арга, утверждали, что Камень когда-то принёс и положил сюда сам Эакан, бог ветра — одному ему ведомо, зачем. Как бы там ни было, воздух рядом с Камнем дрожал от энергии, а земля пульсировала древним колдовством. Шляпа выбрал одну из множества протоптанных к камню тропок и поднялся к нему, приготовившись ждать. Свой узелок он осторожно положил на траву.