— Ральм, это ты? — Дорвиг узнал гонца по голосу и удовлетворённо кивнул. Ральм когда-то бился в дружине Форгвина, наследника Хордаго, и был хорошим парнем. Однако Хелт, судя по всему, очаровала его не меньше, чем самого Форгвина… — Ты один? По-моему, с тобой спутник.

— Шляпа? — переспросил он. — Все ти'аргские имена ужасны, но хуже этого мне ещё не попадалось.

Шляпа кашлянул.

Увальд и десятники дружно заржали. Дорвиг, напротив, был не в восторге: он не любил, когда к нему в палатку заявлялись незнакомцы, и ещё меньше его устраивала невозможность их видеть. Что если Хелт послала убийцу, прослышав о том, что он не присоединяется к осаде?… Ради спокойствия Дорвиг подвинулся поближе к мечу.

Он не узнавал, как там дела у Мальха в окрестностях Дьерна и Эблира за Синей рекой, куда он так неразумно сунулся; но почему-то думал, что не очень. Большие города Дорелии оказались орешком покрепче Шишечки-Зантиэ и других приграничных башенок…

А вот окрестные замки пустовали. Значит, все лорды и рыцари внутри твердыни, и еды у них там вдосталь, в отличие от полуголодных вояк под знамёнами с драконом (да захлебнуться ему в море, как той мерзкой твари со щупальцами)… Удачи осаждённым прибавляло и время года: вокруг зеленела тучная поздняя весна, не приходилось бороться с холодом, как невезучим жителям Академии. Альсунгцы же страдали от жары, которую не скрашивали дожди — ласковые и прохладные, словно девичьи пальцы; в краях Ледяного Чертога такая погода выдавалась лишь в самое душное восьмидневье лета, и то не всегда. После битвы на Ра'илг дорелийцы, по всей видимости, быстро смекнули, что центральную часть королевства, с Заповедным лесом и равниной, им не отстоять, потому и укрепили северо-восток, а главное — столицу, основательно подготовившись к долгому сопротивлению. Надо признать, мудрое решение — небывало мудрое для южан… Пока держится столица, королевство стоит, пусть захватчики хоть по всем прочим землям пройдутся огнём и мечом. Это всем известная правда. Дорвиг по-воински зауважал упорство защитников Энтора — и ему не было стыдно.

На первых порах полководец мог часами беспомощно тыкаться во все стороны и кружить по палатке (а затем — по лагерю), точно слепой котёнок. Никогда ещё он не чувствовал себя таким беспомощным, жалким стариком; это чувство выводило его из себя, как жалящие паразиты гневят быка. Однако оно же и вынуждало повторять каждую глупую задачу снова и снова, пока не получалось безукоризненно. Велдакиру, конечно же, доставалось: Дорвиг рычал и ругался так цветисто, что даже бывалые воины смущённо откашливались, если им не повезло очутиться рядом. И всё же лечение приносило толк. За ту неполную луну, что уже длилась осада Энтора, Дорвиг научился ориентироваться и слышать так хорошо, что уже мог расхаживать по лагерю, выпятив грудь, как в былые времена.