— А, по-моему, красиво! — вставила Мегги. — Согласна, когда я тебя увидела впервые, ты выглядела несколько иначе. Чуть проще и, наверное, естественней…

— А теперь я — девочка с конфетной коробки! — взвизгнула Анджелика. — Здорово!

— В твоём теле осталось ещё много золота, платины и прочих ингредиентов, которыми тебя напичкал премудрый крысоид, — задумчиво произнёс Огнеплюй. — Отсюда золотые волосы и такая кожа, о которой любая из мировых красавиц может только мечтать. А зубки, так вообще — чистый жемчуг!

— Но это не я!

— Нет, внучка, это ты. Дело в том, что человек рождается чистым и прекрасным, но с первых дней своей жизни начинает изнашивать своё тело, а попутно набирает в себя немало грязи. Поэтому, даже в самые лучшие годы, период расцвета, никто из людей не идеален. Твоё же тело во время трансформации воспользовалось случаем и построило себя заново, отбросив всё лишнее, то, что мешает, а освободившиеся места заполнила золотом и прочими благородными материалами! И теперь ты стала такой, какой тебя задумала природа — без приобретённых изъянов.

— Ужас!

— Тебе не нравится?

Анджелика промолчала.

— Нравится, конечно, — ответила она после некоторого раздумья. — Теперь мне любая косметика, как рыбе зонтик… Извини, это выражение такое. То есть, косметика мне теперь совсем не нужна. Это конечно хорошо, и все мы к такому стремимся, но… На меня ведь на улице все оборачиваться будут, пальцем показывать. А те, что понахальнее станут говорить всякое. Предложения непристойные делать. Как этот жлоб, например!

— А ещё к твоим ногам упадут десятки сердец, и лучшие поэты будут восславлять твою красоту в самых изысканных стихах!

Анджелика прыснула со смеху, представив себе такую картину! У Огнеплюя были представления о восхищении женской красотой четырёхсотлетней давности, и это выглядело забавным.

— К тому же, — продолжал развивать свою идею дракон, — можешь успокоить себя мыслью, что красота эта не вечна, что она скоро пройдёт, и ты начнёшь увядать, как все…

— Блин! Теперь ты совсем всё испортил! — крикнула Анджелика, надуваясь от обиды, и уже чуть не плача.

Огнеплюй рассмеялся.

— На тебя не угодишь! — сказал он. — Если бы перед моими глазами не прошли поколения человеческих девчонок, я бы, наверное, удивился, но к вашим капризам, я попугай привычный… То-есть, уже не попугай.

Анджелика фыркнула.

— И чего это тот человек привязался к нашим сиськам? — спросила Мегги, чтобы переменить тему.

— У мужчин сохраняется к ним тяга с младенческих лет, когда их оттуда кормили, — мрачновато ответила Анджелика. — Вот и тянутся!