Нинсон понимал и то, что молча протянутые поводья дорогущего фриза только вскипятят Михею кровь, заставят отшвырнуть подачку, не принять виру, чтобы не оскорбить ею память ушедшего коня.

А ещё ведь надо как-то объяснить про куклу, про квенту, про Красных Волков.

Слова, которые подобрал сказочник Нинсон, были хороши и точны.

Он мог в том поклясться. Они нашли бы дорогу к сердцу старого тиуна.

Но когда обух топора пришёлся Великану по голове, они высыпались из памяти. Он как раз повернулся к Бэкки, чтобы снять девочку, когда понуро сидевший рыбак ожил, метнулся к нему и нанёс точный удар.

Нинсон упал. Одноногий Михей тоже. Нинсон потянул руки к висевшему на поясе баклеру. Попытался что-то сказать, но сразу же получил ещё один удар в основание шеи.

Михей не обыскивал Ингвара, не трогал седельных сумок. Подпрыгал к животным, застывшим от решительности одноногого. Резким тычком обуха скинул с лошади Грязнульку.

Девочка вцепилась в доверенный ей неказистый лук Бранда. Вместе с рассыпавшимися стрелами она повалилась с коня. Земля у Навьего озера была топкой, и Грязнулька упала, не повредившись.

«Лучше бы ей было доверить не лук, а кошель с золотом», — подумал Ингвар, сплёвывая кровь. Он смотрел на происходящее как бы чуть со стороны, сквозь мутное красноватое стёклышко.

Михей встал над ним, опираясь на костыль. Было безо всякого Сейда видно, о чём он думает. Зарубить ли Великана? Примеривался так и эдак. Прикидывал что-то. Несколько раз взвешивал топор.

Шмякнувшись с лошади, Грязнулька проворно, как ящерка, перевернулась на живот и быстро-быстро поползла на четвереньках, сначала под брюхом недоумевающей кобылы, потом между щёток нервничающего фриза.

Кукла подползла к распростёртому Великану, который бестолково шевелил руками, как пойманная в мышеловку полёвка. Грязнулька села рядом. Не будь она острижена, она могла бы укрыть Великана пологом волос, как делали колдуньи в сагах. Но у неё не было даже этого. Грязнулька прижалась к Ингвару, склонилась, закрыла ему уши руками, а глаза собственной головой. Стукнулась лбом.

Слишком хорошо знала, что никого ни от чего не может защитить в этом мире. Что облегчить боль не в её силах. Хоть по жилам и течёт река этого проклятого оргона, из-за которого столько проблем. А вот унять чужой страх она была в состоянии. Столько раз успокаивала тех, кто был заперт с ней в клетке. Тех, кому почему-то было страшнее, чем ей.

Она парила над бездной страха и тьмы, тогда как остальные срывались туда.

Поэтому она так долго пробыла там.

Кем надо быть, чтобы продержаться там столько.