— Что ж, ты сам выбрал свою судьбу.

Он сотворил лишь короткий жест и бросил лишь пару слов:

— Танец Огня!

Смотритель воспламенился первым, страшно закричав. Паладин среагировал немедленно, нажав на курок. Ярко-синий луч эфирной энергии устремился в Октавиана, но… просто прошёл сквозь него. Аристократ тоже загорелся, но э не кричал и не было похоже, что огонь наносил ему хоть какой-то урон. Он загорелся своим собственным пламенем, которое не могло причинить создателю вреда. Паладин продолжил стрелять, но огненный маг уже защитил себя пламенем. Он сделал ещё один короткий жест — пальца отделился огненный луч и устремился в паладина. Тот тоже расхохотался.

— Глупец, мою броню не так-то просто пробить магией!

Он перевел винтовку в режим антимагического подавления. Выстрел напоминал звуковую атаку, но Октавиан был готов этому — орден снабдил его редчайшими улучшениями, блокирующими поступление таких сигналов при их появлении.

Рывок вперед. Паладин продолжил стрелять. Ассасин схватил паладина одной рукой за шею и поднял в воздух точно тряпичную куклу. Другой сделал взмах, призывая огонь, и разбил стекло шлема огненным кулаком. Это стекло считалось прочнейшим, но магии такой силы не выдержало. И вот тут паладин загорелся.

Всё помещение для хранения особых тел окутало пламя. Особых тел — значит, что здесь могло хранится только одно тело, пораженное какой-либо аномалией. Такие тела надлежало вначале тщательно исследовать. Но Октавиан не мог ждать и исследовать зараженные тела могли на его корабле. Задержка тела означала просто предлог для исследований со стороны церкви. Но в итоге ассасин не собирался оставлять ей тело. Которое, кстати, пламя по воле огненного мага не трогало. Вокруг трупа бывшей соратницы образовался своеобразный ореол свободного пространства. Октавиан направил к нему языки пламени и те подхватили труп, не сжигая его.

Он пошел к выходу из морга, продолжая сжигать всё и всех. Маг ощутил, что его управление пламенем превратилось в симфонию, где он выступал дирижером и сотворением узоров вызывал музыку беснующегося пламени. Октавиан даже начал имитировать движения дирижера, которые как-то видел, когда был с родителями в единственной в этих землях опере. Эту симфонию он посвящал самой природе, мощью которой сейчас управлял. Сейчас он считал, что не просто убивает, а высвобождает силу огня, играя важнейшую роль в природном ансамбле.

Он не щадил преграждавших ему дорогу паладинов, разбивая один шлем за другим. Взмах руки. Вызов новой мелодии. Направление потоков пламени. А затем стремительный рывок к очередному паладину. Октавиан сам был охвачен пламенем и его глаза пылали огнём. Этим он напоминал какого-то огненного демона, но при этом выступал как служитель своей Силы. Или, по крайней мере, своего понимания этой Силы. Сокрушая шлемы паладинов, он ломал еретические преграды, выступавшие на пути огня, а самих паладинов приносил в жертвы. Огненные лучи так и мелькали в помещениях ордена. Сотрудники в панике разбегались, но о них Октавиан не думал. Он просто прокладывал себе дорогу, не щадя никого.