— Двигаем! — Михаил перехватил рукоять ножа и бросился вперёд.

Магуры слажено рявкнули.

Злость — невероятная, чужеродная злость — закипела в крови. Он никогда не считал себя образцом терпимости и гуманизма, но без нужды старался в конфликты не ввязываться и на жестокость не идти, а теперь вдруг почувствовал, как кружит голову бешеное желание рвать и крушить. Мир сузился до зоны поражения. Голову залило кипящим оловом ненависти. К другу, к себе, к миру, заставляющему делать непотребное. И тело заработало, перемалывая эту ненависть через жернова движения. Яростного движения, на самом пределе возможностей. За доли секунды он вырвался вперёд, миновав своих телохранителей. И тут же понял, что не нужны ему они. Как живые щиты, как закрывающие собой существа — не нужны. Это он им необходим. Как смысл этой дороги. Потому и место его — впереди!

Скопы, попадающиеся на его дороге, отлетали, нелепо барахтаясь вооружёнными крыльями в попытке сохранить равновесие и не попасть под лезвия товарок. Пленить безумца, дико орущего и ищущего мясо, чтоб вонзить клинок, не просто. Да и догоняющие его клином магуры и люди давили и раздвигали противника, словно нос корабля тонкий ледок, не оставляя шанса на результативную атаку.

До чёрной дыры перехода оставалось совсем чуть-чуть. Там, охраняя вход и защищая людей и стерв, уже стояли Яромир и его люди. Да Батон затесался. Вроде не бог весть какой вояка по сравнению с тэра, но вот выдавить его за спины им не удалось.

Ор оглушил.

Михаил сбился, поднял голову, инстинктивно вжимая плечи. Потолка не было. Над ним висела тёмно-фиолетовая клякса. Нет, не висела — стремительно падала. Он дёрнулся в сторону, но мощный удар по загривку сшиб с ног. Полёт был короток, а приземление жёстким. Почувствовал, что воздух вышибло из груди и его самого смяло, словно человечка-оригами. Болью оглушило до кисло подступившей тошноты. Чьи-то лапы-руки, цепко захватили за корпус, руки, ноги и подняли в воздух. Скопы утаскивали его под потолок, подальше от людей. Сквозь приглушённый ор стерв и крики людей услышал короткий лай автомата.

Открыл глаза.

И сразу же закрыл. В лицо ударил тёплый ливень. Вознесение кончилось — раненные скопы выпустили его из лап. Снизу налетел ветер. И почти тут же Михаил врезался в податливую неровность. Повторная боль сдавила все ощущения до стремительно приближающегося к горлу комка ярко-горящей кислоты. Не открывая глаз, повернулся на бок. И свалился с туши, на которую упал. Вырвало. От спазма пошла новая волна боли. Остро и жарко сдавило бока. Закипела голова. С трудом поднялся на колени и локти, сослепу ткнувшись лицом в тёплую лужу под собой. С двух сторон схватили за подмышки и потащили, словно неживого. Кто? — он не понял.