Стратим закрыла глаза, и каменная плита поползла вверх.
Глава 22 Феникс
Глава 22
Феникс
Пряный ветер ударил в лицо. Медовый, ласковый запах трав и душистых плодов укутал душным одеялом. Засвербело ноздри, и от желания вздоха заломило под рёбрами, снова жаром потянулось к горлу. Брюшина напряглась, подтягиваясь почти под грудину. Михаил с трудом подавил кашель.
Синее небо с несущимися вдаль тёмно-сиреневыми тучами при рассмотрении оказалось иллюзией. Так же, как и колонны, уходящие в него. И яшмовый пол. И малахитовые стены. И ступенчатая пирамида с водружённым троном. Реальность же являлась в образе десятков магур, выстроенных строгими рядами, пестрых Сиринов над ними, шеренги Гамаюнов у подножья пирамиды, Алконостов возле престола и человека на нём. Пугающая недвижимость и тишина.
Михаил бросил короткий взгляд на своих. Впереди — Стратим, её Сирины и магуры. Яромир и Полынцев рядом, дальше с боков — тэра. За спинами, в кольце, раненые. Во все стороны — стволы и клинки.
— Я, может, чего не понимаю… Но на Королеву-Мать это мало похоже, — угрюмо сплюнул Михаил, держа под прицелом приоритетный объект.
Стратим обернулась. Глаза потерянные, в лице боль.
— Это Феникс, — звякнул тихий колокольчик. — Отец.
Медведев шумно вдохнул. Дыхание перехватило.
Понимание того, что сам вскоре станешь таким, просто вышибло на миг рассудочность и силу. Он, как и многие, хотел дожить до старости и умереть в своей постели, в своими руками отстроенном доме, в окружении родных и близких, но был готов, при надобности, помереть и в поле, среди друзей или просто зная, что смерть не доберётся до них именно благодаря его, пусть маленькой, но победе. И, когда мысль натыкалась на возможность провести последнее время жизни в параличе или безумстве, силы духа пасовали, подталкивая к спасительной идее эвтаназии или суицида.
— Кажется, я полюблю харакири… — глухо сказал Михаил.
Человек на троне походил на исхудавший анатомический манекен. Сухая старческая кожа в трещинах и морщинах нездорово белела. Почти лысая голова с выпирающими стыками черепных пластин, словно граненный подмастерьем камень, едва держалась прямо на тощей шее. Пряди волос, спадающие на впалую грудь, редки и жидки, и даже не седы — почти бесцветны. Фигура настолько суха, что видны все мышцы, провисающие от недостатка движения тонкими лентами. И благо, что есть одеяние, скорее напоминавшее накинутый на плечи небрежно рваный мешок, чем тогу властителя. Человек поднялся на ноги и Михаил понял, от чего накатывала брезгливость. Лицо. Белые мутные глаза и блаженная улыбка идиота.