Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох поглубже, словно перед выходом из палатки в буран.

И — вперёд!

Туда, где уже не было моментов тишины, где кружился воздух, испугано мотаясь между смертями. Где дрались ненужные, незначимые ему твари, погружая друг друга в боль и бездну отчаянья. Где не было ничего, за что стоило бы умирать. Ему, его друзьям, его недругам. И даже Королеве — не за что. Но это ощущение бесцельности затрат было всего лишь чувство. Такое же нелепое, как и десяток дней назад ненависть к пленнику за его существование, за проблемы, что потянулись вслед за его захватом. Глубоко внутри он уже знал, что всё в мире имеет свою цель и ценность. И что встреча Отца и Матери не может быть случайностью, как не бывает случайностью падение яблока на землю, таяние снега под солнцем, рождение и умирание. Закон распространения сил стал таким же значимым и явным, как закон всемирного тяготения или сохранения энергии. А значит там, впереди, за лезвием, по которому предстояло бежать, его ждало нечто, что для мира важнее его жизни, значимей прерывающихся сейчас судеб. И нужно дойти, чтобы понять — что это.

Магуры слаженно шли рядом. Хрипло дыша, тихо и быстро перебирали лапами. Напряжённые мышцы, уже разогретые к бою, обливали кожу кисло-пряным потом. Ускорились. Как один — и люди, и магуры — ринулись в проём. Прыжок. Со всех сторон взорвалось пространство — хлопнули, раскрываясь, крылья. Когда Михаил упал, неловко придя на колено, вокруг об каменный пол сначала ударили пружинящие стопы, а потом жёстко врезались когти мощных лап. Выпрямлялся рывком. Тэра уже стояли наготове. А магуры мгновения медлили. Кожистые крылья, увешенные клинками, словно украшением из красного золота, оставались в неподвижности, давая ему возможность встать, а охотницам Гнезда осознать приход воинов.

А потом они закричали. Вместе. Не сговариваясь, люди и магуры огласили рёвом итак сотрясающийся от криков зал. И приковали к себе внимание всех.

Михаил ещё успел увидеть впереди, где-то на центре зала, каплю цвета хаки вокруг чёрной тонкой фигурки.

И началось.

Кто раз хотя бы был в глубине ножевой схватки группа на группу, тот на всю жизнь, наравне со шрамами, сохраняет память о лезвиях, разбивающих воздух на осколки. О перечёркнутом линиями клинков и чёрными струями пространстве. О скользких руках. О внезапном холоде в подрубленной кисти. И жаре в ране, где коснулся клинок. О досадном взмаргивании на чужое лезвие. О толкотне. О грязи под ногами. А, может быть, уже и не грязи. О вскриках и хрипах, которые ни с чем не спутаешь.