— Это был, Филиппа, очень неразумный поступок, — донёсся до меня, словно приглушаемый ватой, насмешливый голос наины.

— Всё это время ты служила Доуну?

Одель громко хмыкнула.

— Вовсе нет. Я никому не служу. Так только… немного помогаю. Я правда искренне надеялась выйти замуж за нашего славного герцога. А когда поняла, что совершенно его не интересую ни как потенциальная жена, ни даже как возможная асави, решила, что и нечего за него держаться. К тому же он в последнее время стал сильно сдавать. Очевидно, что Беспощадная охота оказалась непосильным для него испытанием.

Не Беспощадная охота, а я. Я оказалась для Мэдока непосильной ношей. Это из-за меня он ослаб. А я всё утро о ерунде всякой думала. Бриллианты, тарталетки, наряды… Дура!

Внутри что-то вспыхнуло, больно кольнуло, а потом появившееся было сильное чувство поглотило мутное, тяжёлое облако у меня внутри — отупляющее безразличие и к Мэдоку, и к тому, что вскоре должно было произойти.

Одель тем временем, явно пребывавшая в отличном настроении, продолжала беззаботно щебетать:

— Дураку ясно, что он не победит в этой битве, не станет правителем. А кто станет? Правильно, маркиз Доун. Когда на Ледяном балу он предложил тебя проучить, взамен пообещав пожизненное покровительство мне и моей семье, я подумала и решила: а почему бы и нет? От покровительства короля не отказываются. Вот и я не отказалась.

Тогда же, на празднике, пригласив меня к себе, её величество попросила свидетельствовать против герцога, если возникнет такая потребность. Разве могла я отказать королеве? Пусть даже и той, что вскоре оставит трон. Разумеется, нет! В тот вечер я поняла: наш Мэдок обречён, а мне, знаешь ли, совсем не хочется идти на дно вместе с ним. Куда разумнее и правильнее дружить с нынешним владыкой и его могущественным преемником.

— Ты же понимаешь, моя кровь будет на твоих руках. — Мой голос звучал настолько тихо и настолько бесцветно, будто я машинально шептала молитву на ночь, а не говорила о своей жизни.

Жизни, которой по воле Доуна и его прислужников я вскоре должна буду себя лишить.

Одель презрительно фыркнула.

— Ты мне никогда не нравилась! Слишком много ты перетягивала на себя внимания. Везде и всегда. Это злило, раздражало. А ведь я красивее тебя! Образованнее, интереснее. Это в меня он должен был влюбиться! Но появилась ты, и мы для де Горта как будто перестали существовать.

Всё это время я была уверена, что, если кто и натворит дел на почве обиды и ревности, так это Паулина. Но де Морсан лишь наябедничала на меня Варрижу — безобидная, по сути, выходка, а Одель решила играть по-крупному — наказать соперницу смертью.