Похититель кожи издал нечто среднее между рычанием и шипением, вырывая кукловода из назойливых воспоминаний.

— Ты следил за мной от трактира, — нахмурившись, произнес Мальстен, и по его тону пленник прекрасно понял, что это не было вопросом. — Горожане знают о вас? Сколько вас там? И сколько в городской страже?

Данталли задал последний вопрос, вспомнив сегодняшний сбивчивый рассказ прохожего о «Старом серпе». Этот человек упомянул, что в городской страже люди также не работают дольше пары-тройки лет, а ведь именно такой срок нужен, чтобы хаффрубу потребовалось сменить кожу. Стало быть, некоторые стражники тоже иные, но не все. Те, что стояли у ворот и встречали путников сегодня, были людьми.

Существо, накрепко связанное нитями, нервно осклабилось.

— Отправляйся к бесам со своим допросом, данталли! — прошипело оно.

— Отвечай! — Мальстен угрожающе приставил саблю к горлу похитителя кожи. Он почувствовал желание марионетки отстраниться от клинка и вжаться в стену, но не позволил ей этого сделать.

— Ты все равно убьешь меня, — в нечеловеческом голосе хаффруба проскользнула заметная дрожь. — Какой мне резон помогать тебе перед смертью?

— Ты прав, я тебя убью, — нахмурился Мальстен. — Вопрос лишь в том, сколько это будет длиться. Расскажешь все по-хорошему, умрешь быстро, а если нет, что ж, посмотрим, как ты держишься.

Собственные слова заставили данталли вздрогнуть. Никогда в жизни ему не приходилось вести таких допросов, и Мальстен не представлял, каков он в роли мучителя. Все время, проведенное в Малагории, он укорял Бэстифара в излишней жестокости, не понимал того любопытства, которое аркал испытывал, наблюдая за чужой агонией. И вдруг — те же самые речи, подкрепленные тем же самым интересом, непроизвольно вырвались у данталли.

Вы не просто убили их, Мальстен, вы устроили из этого… представление.

Слова Аэлин, произнесенные после расправы над пятнадцатью олсадскими жрецами невольно всплыли в памяти, перемежаясь с тем, что говорил Грэг Дэвери, явившись в цирк, чтобы убить данталли:

…оказывается, здесь даже не одно чудовище, а два, и одного из них должны были казнить два года назад.

Мальстен на миг оторопел от собственных мыслей. Он был не в силах поверить в то, что на деле та самая жестокость, что так пугала его в Бэстифаре, жила и в нем самом. Не от этого ли данталли в действительности бежал, когда покидал Малагорию? Не потому ли так не хотел расставаться с расплатой, ведь она всегда напоминала ему, какова цена за силу, которую он мог обратить против других. Как вел бы себя Мальстен Ормонт, если бы и впрямь применял бы свои способности безнаказанно? Сколько человек умерло бы от его рук — от его нитей — просто потому, что они встали на его пути? Даже подумать об этом было страшно.