Но он знал, что для начала должен провести представление по просьбе Бэстифара. Выбить Ийсару из колеи после выступления своими признаниями было жестоко, но испортить ей настроение заранее было еще хуже. Мальстен сокрушенно понимал, что вынужден выбрать меньшее из зол и отложить разговор с Ийсарой до окончания выступления.

Труппа охотно согласилась участвовать в постановке Мальстена. Он подозревал, что Дезмонд воспримет это резко и с обидой, однако тот выразил желание наблюдать за этим представлением. Ему уже доводилось видеть, как искусно Мальстен работает с нитями, но целого представления он прежде не наблюдал.

Вплоть до семнадцатого дня Паззона пришлось вести регулярные беседы с цирковым распорядителем Левентом о программе будущего представления. На одну из этих бесед тихой тенью заявился советник Бэстифара Фатдир.

— Аллозийцы — специфичные зрители, и я должен удостовериться, что ваш сюжет придется им по духу, господин Ормонт, — спокойно произнес сухопарый малагорец, зачем-то добавив: — Ничего личного.

Мальстен кивнул и изложил ему свою идею.

Представление его строилось вокруг короля, который пожелал мирового господства и строил ради него всевозможные интриги. За основу Мальстен взял старое пророчество о Лжемонархе и переиначил его на свой лад: его король вознамерился стать на одну ступень с богами и сломать для этого двадцать печатей, которые поддерживали мир в равновесии. Но для этого королю нужен был сильный воин, способный пройти все испытания вместо него и привести его к желаемому господству.

— Почему двадцать? — поинтересовался Фатдир, прекрасно помня, что в пророчестве о Последнем Знамении ступеней к хаосу было явно меньше.

— Столько номеров я хочу показать, — смиренно ответил Мальстен.

Со своей замаскированной платформы прямо под куполом цирка анкордский кукловод вершил историю на арене. Силовые акробаты, изображавшие стражей врат первой печати, идеально выстраивались в сложные фигуры, поддерживали друг друга, демонстрируя чудеса равновесия и выдержки. Ни одного срыва или дрожи в мышцах, ни одного соскока или неверного шага — все движения артистов контролировали черные нити Мальстена Ормонта, и изящность его работы поражала воображение.

Дезмонд наблюдал за представлением, раскрыв рот от изумления. Пусть часть артистов для него напоминали размытые пятна из-за красных костюмов, оценить зрелищность Дезмонд мог. Никогда в жизни он не видел столько нитей разом. Мальстен контролировал всех — от работников арены до музыкантов! Воистину, его представление было ошеломляющим.