Но заглушить голос обиды, которую Ийсара старалась спрятать как можно глубже эти три года, оказалось не так просто. Стоило ей увидеть Мальстена, как она теряла голову, и первым ее желанием было броситься в его объятия. Но когда она понимала, что он здесь, в Грате, но проводит время с кем угодно, кроме нее, Ийсару охватывала горячая ненависть. Это была уже даже не ревность — в эти моменты ей не хотелось, чтобы Мальстен оказался подле нее, ей хотелось, чтобы его не было вообще. Нигде, ни с кем, никогда. Чтобы он исчез и не мучил ее.
А затем ненависть проходила, уступая место тоске и тяге к Мальстену.
Одна мысль о том, что на арене Мальстен не ответил на поцелуй, жалила холодом злобы и охаживала горячими плетьми страха. Ийсара чувствовала себя отвергнутой и упрекала себя в эгоизме:
Ийсара надеялась, что Мальстен в скором времени поговорит с ней, но в он явно не искал с ней встречи, хотя, видят боги, возможностей у него была масса. Как минимум, он мог позвать ее на тренировки Дезмонда, но брал с собой кого угодно, кроме нее, и это тоже жалило обидой и непониманием.
Тем не менее, ей так надоело самой искать объяснения! Она ужасно хотела встретиться с ним сразу после представления, но знала, что в течение часов трех после него он будет неспособен разговаривать. Но что, если он и сегодня предпочтет сразу вернуться во дворец и не подумает появиться в цирковом городке? Такое может произойти — в конце концов, он может понадобиться Его Величеству на приеме для делегатов из Аллозии…
А если так, ей — простой циркачке — туда хода нет.