Интересно, а что на этот счет подумала бы Цая? Тоже решила бы, что избавлять животных от боли не обязательно? — задался вопросом Даниэль, и эта мысль неприятно кольнула его. Чувства к Цае Дзеро бросали его из крайности в крайность, и приливы нежности и желания сменялись подозрительностью и опаской. Даниэль старался думать о Цае как можно меньше, эти чувства и путающиеся мысли на ее счет выматывали его сильнее любой работы.

Его спутник Конрад неплохо умел идти по следам зверей — отец научил его этому, когда они жили в Дире. Стараниями Конрада вскоре двум данталли удалось набрести на след оленя. Они двинулись за добычей тихо и осторожно, главным для них было приблизиться к животному и увидеть его, остальное дело — за нитями.

Заметив, наконец, молодого оленя, Даниэль невольно поморщился.

Совсем еще детеныш, — подумал он. Оба сердца сдавила скорбь, на языке появилась горечь… и тут же пропала. Сердца застучали ровнее. Так бывало каждый раз, когда Даниэль Милс сталкивался с тенью Рорх — с близостью чужой смерти.

Одно время он был палачом, и не где-нибудь, а в Сельбруне, под самым носом у Красного Культа. Он скрывался на виду у врага и умудрялся не вызывать подозрений, словно последователям Культа что-то мешало увидеть в нем данталли — как он был не в силах рассмотреть жрецов в красных одеждах. Даже Бенедикт Колер не нашел в нем ничего подозрительного. Даниэлю иногда удавалось сосредоточить зрение на людях в красном, но он слишком быстро терял концентрацию. Чтобы сохранять ее дольше, пришлось бы чересчур напрягать глаза, и это было бы заметно любому человеку. Даниэль пытался тренировать себя, однако толком у него ничего не получалось. С тем бòльшим изумлением — и даже завистью — он наблюдал за тем, как сквозь красное проникала Цая Дзеро. Ее работа с нитями вообще отличалась от всего того, что Даниэлю доводилось видеть за свою насыщенную жизнь.

Не думай о ней, — приказал себе данталли.

Тем временем он увидел, как нити Конрада оплели молодого оленя. Тот послушно пошел навстречу смерти, не испытывая страха. От страха Конрад его избавил. Поэтому Даниэль и взял с собой именно Конрада — он был милосердным и оплетал добычу нитями так, чтобы перед смертью избавить ее от ужаса и оградить от боли.

Взмах меча — хотя для казни Даниэль привык использовать топор — будто выпал из сознания данталли. Конрад не отпускал нити до самого конца, пока голова добычи не оказалась отсечена от тела, а на снег не брызнула кровь.