— Нет, ничего я не жду — надоело. Просто признаю, что я никому не была нужна. Чужим — да. Родным — нет.

— Я не чувствую в этом своей вины. Если бы у тебя было…

— Я знаю, — перебила она его и шмыгнула носом, успокоившись. — Я знаю, что без этого я была бы не я и Еву бы к тебе не привела.

— Вот видишь, — кивнул он и слабо улыбнулся.

— Тогда зачем ты здесь? Почему ты прилетел? — Люцифера искоса глянула на него, ожидая объяснений.

Самсавеил спустился с носа лодки и, подойдя к Люции вплотную, наконец показал свое сокровище. Бережно передал в руки, не говоря ни слова.

Младенец спал, сладко посапывая в собственных крыльях. Таких маленьких херувимов Люция не видела никогда в жизни. Даже ангелов в таком возрасте не существовало. Четыре крыла, все в нежнейшем пуху, и то лишь местами, будто ощипанные, смотрелись скорее нелепо. Россыпь паучьих глаз и закованные в черную броню кисти рук и стопы напоминали о самой Еве.

— А где его мать? — с тревогой спросила Люция, укладывая крылья и прижимая спящего младенца к себе.

— Ева умерла, — коротко отозвался Самсавеил.

— А от меня ты чего хочешь? — нервный смех выдал шок. — Чтобы я забрала к себе твоего ребенка?

— Да, именно за этим я и пришел, — всемогущий выпрямился и обернулся к солнцу, последними лучами едва касающемуся его. Перевел взгляд на скалу у кладбища в поисках одного отдельного огонечка в память о русалке. Но там больше ничего не горело, и он усмехнулся своим мыслям. — И раз ты согласна, то я скоро доставлю их тебе.

— Их? Сколько паучьих херувимов? — насупилась Люция.

— Сто восемь, — отозвался Самсавеил.

И Люцифера расхохоталась.

* * *

Когда всезнающий, всемогущий и всевидящий улетел, младенец проснулся, будто очнулся от наваждения. И тут же заплакал.

— Тш-ш-ш, — Люцифера прижала его, пряча от холода, и стала качать, баюкая. — Для тебя это горе — потерять родителей. Но поверь мне, это не так ужасно, как ты боишься. Я же справилась. А еще ты не одинок — у тебя есть я. Всегда буду, до самой моей смерти, — тихо шептала она, скорее даже себе, прекрасно зная, что младенец ее слов не понимает.

Она еще долго шептала сквозь его пронзительный крик, искренне жалея, что не умеет баюкать мурчанием, как кошка. И, когда вопли перестали резать уши, даже с удивлением глянула на дитя. Ребенок смотрел на нее, с интересом разглядывал восемью паучьими глазами, лишенными белка. Черные любопытные бездны. Знакомый взгляд. Она погладила херувима пальцем по щеке, обратив внимание на сжатые кулачки. И руки знакомые тоже.

Откинувшись на скамеечке, Люцифера подняла глаза к небу. Лиловые звезды горели посреди бескрайней тьмы. И так хотелось, чтобы все было по-другому. Как-то лучше, легче, счастливее. Хмыкнув, Люция опустила глаза на свернутый плащ, что лежал под скамеечкой. Потянулась к нему и, выудив, подняла перед собой.