Крестьяне во главе со священником даже не заметили, как удалились их гости. Они до самого утра возили пальцами по шее лебедя и морде льва в надежде заставить тех пошевелиться, но истуканы так и остались истуканами.

— Магия! — шептались крестьяне, переходя из дома в дом, чтобы вновь послушать свидетелей чуда. — Это она признала пришлую девку за свою!

— Мам, а что такое Палач? — дергал пацаненек мамку за платье, но получив подзатыльник за излишнее любопытство, бежал к таким же сопливым мальчишкам пересказывать подслушанное.

— Все! Пришел зажравшимся магам конец! — вещал деревенский староста, задрав палец к небу. — Сказывают, лорд Вертич карету заложил и с семьей в столицу подался. Чует, гад, что воздастся ему за потравление посевов в угоду охоте. Прижмет ему Палач эту охоту!

— Слава тебе, Афарика! Послала избавительницу! — целовали щепоть старухи и истово прикладывали ладонь ко лбу, стараясь таким способом передать свои чаяния милосердной богине.

— Я думал, сказки все о Палаче и его замке, — басил кузнец, ударяя молотом по наковальне. — А на тебе девку в штанах!

— Да куда ж избавительница-то подевалась? — чесал голову хозяин торговой лавки. — Будет крепость отстраивать, или дальше можно камень оттудава тягать?

* * *

Хаюрб, возлежащий на огромной софе, стучал пальцами по подушке, вторя мелодии, выводимой Толстушкой Зу. Певица то заливалась соловьем, то подражала грохоту камнепада в горах, то воспроизводила шелест песков, по которым скачет перекати-поле. Телеса шамуянки подрагивали. От череды высоких нот, взятых Зу с чарующей легкостью, ее грудь высоко поднялась, и у единственного слушателя, не считая спящего у его ног пса, создалось впечатление, что певица специально прижимала свои объемные холмы ладонью, чтобы те не выпрыгнули из золотых одежд.

Когда-то и Шаша ходила в золоте. Только она не стеснялась своей наготы. Ее тело, натренированное в боях, было прекрасно. И драгоценные украшения ей шли.

Хаюрб наклонился и достал из-под софы ларец. Открыв его, вытянул цепь, усеянную подвесками с бриллиантами. Зу дала петуха.

Король песков рассмеялся.

— С тебя хватит и кольца! — он кинул под ноги певицы перстень, и та, с не свойственным толстякам проворством, подхватила его.

— Это, — оборотень потряс цепью перед носом открывшей глаза собаки, — для нашей Шаши. Скажи, Гаррон, ты дарил ей золото?

Пес отвернул морду.

— По глазам вижу, что не дарил. Все агридцы ублюдки. Не знают, чем можно порадовать женщину.

— Шаша возвращается?! — возмущенный крик Зу под высоким сводом залы повторило эхо.