— Зачем ты так? Жалко ее.

Казим собрал невзрачные на вид перья, сунул в заранее приготовленный мешочек.

— Толстухе Зу настойку сделаю. Для горла. Жаловалась ночью, что голос садится. Да я и сам почувствовал, когда она подо мной хрипела. Пришлось пообещать, — он хитро подмигнул.

Гердих не знал, как среагировала бы на грязный намек Сесилия, поэтому увел разговор в сторону:

— А мази зачем несешь?

— Подрали пса маленько. В наших песках, сама знаешь, любая рана смертельной за сутки делается.

— Казим-даг, а можно мне на пса посмотреть?

— Скучаешь, небось, по Агриду? — палач скосил глаза на Сесилию.

— Даже перелетная птица с той стороны как весточка с родины.

— Тогда на, неси, — сума перекочевала на плечо мастерицы. Она как-то не по-женски крякнула, когда ее скособочило под тяжестью ноши.

— Что у тебя там? Топор?

— Ножи. Я палач, и мой инструмент всегда должен быть при мне. За это Хаюрб и ценит. Кто думал, что я ночью понадоблюсь? Сижу, псу шкуру зашиваю, повелитель рядом стоит, смотрит. Вбежала старшая жена, плачет, что младшая его подарок — какое-то редкое эльфийское ожерелье, чтобы досадить топором порубила. Приволокли несчастную. Та сначала отпиралась, а потом такой ненавистью от нее полыхнуло. Сразу стало понятно, что зависть всему виной. Хаюрб Зулию за руку взял, на мраморном столе ладонь распластал, сам за запястье держит, а мне говорит: «Руби пальцы!». Она заверещала. Мол, негоже кадийскую принцессу будто базарную воровку наказывать.

А Хаюрб так на меня посмотрел, что я сразу понял — не шутит. Вытащил я свой тесак и одним махом оттяпал сразу четыре пальца, как раз по средней фаланге. Стол аж надвое раскололся.

— А что принцесса? — Сесилия побледнела.

— Лекаря вызвали. Тот пальцы назад, конечно, не пришил, но кровь остановил. А Хаюрб так спокойно прибежавшему на его зов казначею говорит: «Принцессу отцу верните. А в качестве компенсации отправьте целый сундук ожерелий, которые ей так приглянулись. Мне не жалко».

— Куда?! — стража скрестила пики перед носом у Сесилии.

— Она со мной, — палач кивнул на суму с дурно пахнущими склянками. — Помогать станет.

— Не положено!

— Хорошо, — Казим сдернул с плеча своей спутницы сумку, осторожно положил на пол, пошурудил в ней и вытащил устрашающего вида нож-пилу. — На, держи! Сам будешь псу Хаюрба гниющую лапу отпиливать, а мы пока здесь подождем. Пику твою подержим.

Стражник скривился. Второй помялся в нерешительности.