У меня нет ничего — только то, что на мне надето. Больше ничего не осталось. Когда у меня заорали Мию, то забрали жизнь. Сволочи! Сволочи! Сволочи! Ни о чем не могу думать, только о ней, о том, что ее со мной нет, что рукам не хватает ее тяжести, что груди у меня горячие и полны молока, которое она никогда не выпьет. Торчать тут одной, без нее, — пытка. Мне хочется броситься бежать, сделать хоть что-то, сдвинуться с места, а не могу. Ноги у меня дрожат, даже когда я сижу. Сейчас они никуда меня не понесут. Вот и придется торчать здесь одной — один на один с отчаянием.
Совсем одной, невыносимо одной.
Адам
Адам
Ухожу от Нельсона, но домой пока не иду. А надо. Надо идти домой, собирать шмотки и садиться на первый же автобус из Лондона, а бабуля пусть как хочет. Только на самом деле нельзя мне сваливать все на Нельсона. Я хочу и сам что-то сделать — ну там влезть на Мэри-Экс или на Тауэр-бридж, — вот я и топаю в центр: у меня осталась последняя попытка разбудить город.
В итоге я снова оказываюсь на Оксфорд-стрит и слышу, как вдали кто-то распевает. Вот я и иду на голоса. Кто-то гулко скандирует в мегафон, а толпа за ним повторяет. Сначала мне вообще не разобрать, что они там говорят, а когда я слышу слова, то сразу понимаю, куда попал. Это, наверное, Гроувенор-сквер. Сюжет, который мы видели в новостях вчера вечером.
— Нет — войне! Нет — войне! Нет — войне!
Крики отдаются эхом от стен даже на прилегающих улицах. На площади шум стоит вообще оглушительный. Через каждые несколько метров расставлены полицейские в форме. Протискиваюсь мимо, ввинчиваюсь в толпу. Тот, кто с мегафоном, где-то впереди, мне его не видно, зато еще как слышно, и вдруг меня осеняет: надо добраться до него и отнять мегафон. Ни секунды не сомневаюсь, что мне это по зубам. Продираюсь к мегафону.
Толпа очень большая, и атмосфера просто обалденная. Много молодежи, кто-то пришел семьями, даже с совсем малюсенькими крохами и старичками, иногда даже постарше бабули. Все пришли не просто так. Они из тех, кто уверен, что, если очень громко кричать, тебя услышат.
Пробиваюсь сквозь толпу, поближе к источнику шума, и наконец вижу его, дядьку с мегафоном. Средних лет, из тех, кто собственную шевелюру с рождения игнорирует, и теперь на макушке у него лысина, зато по бокам патлы свисают до плеч. Протискиваюсь между спинами, плечами, локтями — прямо к нему. Я мог бы выхватить у него мегафон хоть сейчас, но это план Б. Сначала надо попробовать план А.
Трогаю дядьку за плечо. Он оборачивается, глядит на меня, потом глядит еще раз, потому что видит ожог, потом отпускает кнопку на мегафоне, чтобы отключить его.