Стреноженные кони мирно подремывали у стены пещеры.

– Да уж, нету, – хихикнула гномелла, – видали мы, как молодая графинюшка, которая вовсе и не графинюшка, на тебя смотрит. Как на божество!

Алые щеки мага побледнели до нежно-розового оттенка.

– Правда? – с любопытством спросил он. – Вы сами видели?

– Бородой Руфуса клянусь! – важно кивнула Руф, поднялась и отправилась туда, где были сложены дорожные кофры. – Ты ж ее спаситель, Аль. Ты для нее сейчас и дом, и семья, и защита, и забота.

– Она… – Попус запнулся. – Она мне очень нравится, уважаемая Руфусилья! Но кто она, а кто – я?

– А кто она? – удивилась гномелла, роясь в мешках в поисках мисок и столовых приборов. – Во-первых, она человек, а не богиня. Во-вторых, домой ей хода нет – погубит ее ведьма Василиса. В-третьих, как мне показалось, пока мы общались, ей и тут неплохо. Там она одна в отцовском дворце сидела, ни близких, ни друзей, ни подруг. А здесь сразу столько народа, и все ей сочувствуют и помогают. Это ведь великая вещь, Аль, когда тебе сочувствуют и помогают, и ты понимаешь, что не один!

– Мудрые слова, – маг сильнее запахнулся в шубу, – но я не смогу обеспечить ей ту роскошь, к которой она привыкла.

– А она ей нужна, эта роскошь? – невозмутимо спросила гномелла. Вытащила из мешка Дробуша миски и ложки, и вернулась к костру. – Ты б ее саму спросил, что ей надо? Мне кажется, ты будешь очень удивлен ответом.

Альперт молча смотрел в огонь.

Старшая рубака положила миски на снег, перетащила свое седло ближе к магу и села рядом с ним.

– Послушай, что я тебе скажу, уважаемый маг Альперт Попус, – Руф тоже посмотрела в огонь и улыбнулась. – Не бывает отношений без искренности! Можно сколько угодно бояться себя, боли, неверного ответа – и прожить жизнь, так и не узнав, был ли ты любим. А можно прислушаться к тому, что тебе говорят и ответить…

Аль покосился на рубаку, удивленный ее откровенностью.

Руфусилья достала из-под ворота куртки толстую золотую цепь, на которой висел перстень с великолепным рубином, расстегнула замок, стряхнула перстень в ладонь и повернулась к Альперту.

– Я столько времени потеряла, потому что не слушала, а если слушала, то не слышала, а если слышала – не отвечала. Не повторяй моих ошибок, Аль!

Лицо всегда суровой рубаки озарилось совершенно несвойственной нежностью, когда она надела перстень на палец и полюбовалась переливами огня в красных глубинах камня.

– Так-то! – совсем непонятно довершила она и потянулась к мискам. – Давай-ка поедим, уважаемый маг, а то с голодухи помрем, дожидаясь наших блуждающих товарищей.