Вследствие этого свобода потеряла свой блеск. По приезде в Грецию я уменьшил число своих убийств, но теперь снова стал обильно пить кровь. Каждый день под холодным зимним дождем я покидал город. Я ехал по болотистой размокшей тропе вдоль берега лагуны. Убивал, пил кровь и бросал тела своих жертв в грязь и тростник. Дождевые потоки смывали трупы в грязные воды лагуны. Прежде я пытался не убивать греков, которых приехал защищать, но теперь делал это не задумываясь. Если бы я не стал убивать их, это сделали бы турки.

Как-то раз, подъезжая к озеру, я увидел фигуру, закутанную в лохмотья, стоявшую на тропе. Человек, кем бы он ни был, казалось, ждал меня. Я был голоден, потому что еще не убил никого, и пришпорил лошадь. Внезапно она встала на дыбы и заржала от страха. С большим трудом я заставил ее повиноваться.

Фигура в лохмотьях выступила вперед.

— Лорд Байрон.

Это был женский голос — надтреснутый, хрипловатый, но что-то странное слышалось в нем. И я вздрогнул, услышав его, охваченный одновременно восторгом и ужасом.

— Лорд Байрон, — позвала она вновь.

Я увидел блеск сверкающих глаз из-под капюшона. Она указала костлявой узловатой рукой на меня.

— Смерть за Грецию!

Эти слова будто ножом полоснули меня.

— Кто ты? — выкрикнул я, перекрывая барабанную дробь дождя.

Я увидел улыбку женщины, и вдруг мое сердце словно остановилось: ее губы напомнили мне… Хотя не знаю, чем именно… они напомнили мне Гайдэ.

— Постой! — воскликнул я.

Я поскакал к ней, но женщина исчезла. Берег был пуст. Вокруг не раздавалось ни звука, кроме стука капель дождя по воде.

Этой же ночью у меня был приступ: мое тело пронзила судорога. Я ощутил, как ужасный страх охватил меня, я пришел в неистовство, стал скрежетать зубами. Казалось, что все мои чувства покинули меня. Через несколько минут я очнулся, но все еще ощущал страх; и я испытывал, пока длился приступ, отвращение к самому себе, какого я не знал раньше. Оно возникло, и я понимал это, из-за женщины, которую я повстречал на тропе у лагуны. Воспоминания о Гайдэ, страдания из-за вины, страстное желание невозможного — все это нахлынуло на меня как шторм. Но я оправился.

Прошли недели, а я все пытался навести порядок в своих войсках, мне даже удалось предпринять небольшое наступление на озере. Но все это время я помнил потрясение от той встречи и был полон странного предчувствия, ожидая увидеть ту женщину вновь. Я знал, что она придет. Ее требование эхом отдавалось в моем мозгу.

— Смерть за Грецию!

Лорд Байрон замолчал Он уставился в темноту, и Ребекке показалось, будто позади нее вновь раздался какой-то шум. Лорд Байрон тоже, казалось, услышал его. Он повторил свои слова, словно пытаясь заглушить шум. И они повисли в воздухе как приговор судьбы.